Отравительницы, куртизанки, анархистки. Дело о ядах и другие истории знаменитых преступниц - Марк Лефрансуа

матери о том, что ничего, кроме выстрела, не слышала, и та успокоила ее, что это из-за каких-то неполадок с сантехникой, после чего она снова уснула. Утром она отправилась за чемоданом. Также она призналась, что помогла уложить тело отчима в чемодан (что уже противоречило показаниям матери), и в дальнейшем они действовали вместе. Они остановились в Энгиене, чтобы покататься на лодках, и она видела, как мать выбросила в воду пистолет, а также как позднее та сожгла окровавленное белье. Обеим женщинам предъявили обвинение в убийстве и сокрытии улик и отправили в тюрьму Сен-Лазар.

Следствие продолжалось, и были допрошены другие свидетели. Эдуар Круа заявил, что его клиент был добросердечным человеком и признавался, что опасается собственной жены, поскольку в конце прошлой зимы она пыталась его задушить. Также он боялся, что она его отравила. Соседка же сказала, что Бессарабо не давал своей жене денег. Звучали и другие показания. Близкие покойного (его родители, друзья, а также сотрудники) пели ему дифирамбы, тогда как родственники жены называли его подлецом и неудачником.

Оставалось установить мотив преступления. Ревность? Не исключено. Женщина, униженная бесконечными изменами мужа (по крайней мере, некоторые так говорили), могла решиться на преступление. Деньги? Вполне возможно. Муж промотал ее состояние, так что она могла бы завладеть его деньгами, вырученными со сделок, и на них уехать в Мексику. Быстро установили, что мадам Бессарабо и ее дочь действительно приобрели билеты на лайнер «Хьюстон», который следовал в Америку.

Постепенно, по мере новых обысков в доме и в конторе покойного, следователям стало очевидно, что мадам Бессарабо действовала вовсе не из ревности, как пыталась всех убедить. Действительно, в первой половине XX века к преступлениям на почве страсти традиционно относились с бо́льшим сочувствием, чем к другим правонарушениям. Легко представить себе несчастную жену и мужа-тирана: развод в то время осуждался и был редкостью, так что убийство становилось избавлением, что было куда проще объяснить. Но в ходе расследования выяснилось, что Вайсманна убили во сне выстрелом в упор, что нельзя было отнести к самообороне.

Кроме того, следователям открылись и другие стороны личности мадам Вайсманн. Так, она носила псевдоним (Гера Миртель), поскольку упражнялась в литературе, и весьма успешно. Она написала и самостоятельно опубликовала более 20 произведений, причем довольно прогрессивных, по словам тех, кто следил за этим делом. О ней говорили как о «чрезвычайно феминистской» писательнице, считавшей мужчин низшими существами по отношению к женщинам или, по крайней мере, недостойными, чтобы вокруг них разгорались страсти. Также Гера Миртель по пятницам устраивала на площади Лабрюйер приемы, которые, впрочем, привлекали не настоящих писателей, а мнимых поэтов и ностальгирующих по монархии. В общем, она была очень богата. Также, не сказав никому ни слова, она открыла брокерский счет на 40 000 франков, причем за привлечение новых клиентов (которых зачастую она находила на своих же еженедельных собраниях) ей выплачивалась ежемесячная сумма, эквивалентная неплохой заработной плате.

Тогда правосудие заинтересовалось и ее первым мужем. Она говорила, что Поль Жак покончил с собой в Севре в 1914 году, но на самом деле это случилось в Париже. Это несоответствие вызвало еще больше подозрений. Поль Жак вел торговлю в Мексике. Они познакомились в Париже, но к тому моменту он уже заключил на месте несколько крупных сделок, также ему принадлежали доли нескольких месторождений, а затем нефтяных скважин. Вместе они переехали на другой берег Атлантики, там у них родились две дочери. Но затем мадам Жак пожелала вернуться во Францию. Чтобы последовать за ней, ее супруг продал часть активов. Она уже уехала первой в марте 1913 года. Она выбрала просторную квартиру на Севрской улице, смогла воплотить в жизнь свои писательские амбиции и вела буржуазную жизнь.

Поль Жак приехал в июне. Будучи старше жены на 35 лет, он, однако же, отличался крепким здоровьем, которое, впрочем, начало стремительно ухудшаться. Он страдал от болей в животе и постоянной усталости, и его состояние оказалось загадкой для врачей, к которым он обратился за помощью. Кроме того, стало очевидно, что между супругами произошел разлад. Поль Жак упрекал жену, что она расточительна, а также пренебрегает воспитанием дочерей ради своих светских занятий. Никто и не думал, что он может покончить с собой: он слишком заботился о спасении души, чтобы пойти на такой шаг.

К тому же некоторые припоминали, что он опасался жены, боялся, что она его отравила. А вскоре после того, как супруги переехали в роскошную квартиру на улице Латур-Мобур, 28 марта 1914 года он, ничего не объяснив, пустил пулю себе в голову, завещав все своей жене. В Европе началась война, а мадам Жак с дочерями уехали в Мексику. Параллель между этими историями была настолько очевидна, что мадам Вайсманн быстро заподозрили в том, что она избавилась от обоих мужей.

Но в деле первого мужа отсутствовали какие-либо доказательства, и правосудие сняло это обвинение. Убийство же Исмаэля Вайсманна оставалось нераскрытым, а дело приобретало все более запутанный оборот. Пока шли допросы, мадам Вайсманн отказалась от своих показаний, дочь также последовала ее примеру. Теперь она заявила, что невиновна, и утверждала, что Вайсманна не убивали в собственном доме, что она не могла стрелять в него, потому что встретила его на Северном вокзале, пока пыталась отправить ему чемодан. Да, чемодан предназначался ему, в нем хранились секретные документы. Его сопровождал еще один человек, один из бывших компаньонов, который, по слухам, умер. Но на самом деле он попросту бежал в Нью-Йорк, а сейчас скрывался где-то в Париже. Также она сказала, что за ними следили еще двое людей, которых она не знала. Больше она ничего не могла сообщить, это было слишком опасно. Достаточно того, что ей пришлось скрывать гибель мужа.

В этом деле ее тоже можно было назвать жертвой. Они с дочерью ни в чем не виноваты, они просто хотели уцелеть. Новую версию обозреватели окрестили началом целого романа, но правосудию предстояло ее проверить, хотя следователи могли опираться только на слова вдовы. Мадам Вайсманн называла некоторые имена, и полиции приходилось искать этих людей, но это ни к чему не привело. Суд состоялся только спустя два года после убийства и с учетом количества свидетелей затянулся.

Первое слушание началось 8 июня 1922 года. Любопытно, что на него не пустили женщин, хотя обычно они составляли большую часть зрителей. Опасавшиеся феминистических выходок со стороны обвиняемой представители правосудия решили, что обеспечат таким образом порядок во время заседания.

Около полудня обе женщины сели на скамью подсудимых. Мать выглядела