Отравительницы, куртизанки, анархистки. Дело о ядах и другие истории знаменитых преступниц - Марк Лефрансуа

мадам Кайо. При виде ее он поприветствовал ее и пригласил в свой кабинет. Она отказалась от предложения сесть, вынула револьвер и выстрелила. Она пустила пулю не в воздух, а в Кальметта, который попытался спрятаться за своим рабочим столом.

Рассказывая о произошедшем полиции, Генриетта заверяла, что выстрелила против собственной воли, что она даже не думала навредить Кальметту. Тем не менее она выстрелила пять раз. Все сотрудники сбежались в кабинет главного редактора. Когда они распахнули дверь, Кальметт уже лежал на полу. Кто-то схватил ее за руку, чтобы не дать ей сбежать, но она ни о чем таком и не думала. «Нет никакой справедливости… так что я отомстила за себя сама!» – воскликнула она и выронила револьвер. Тем временем на помощь Кальметту, раненому, но еще живому, вызвали врачей. Одна пуля задела ему грудь, другая застряла в левом бедре, третья попала в живот.

Генриетта Кайо ничего не говорила. К тому времени, как пострадавшего доставили в клинику доктора Хартманна в Нейи, у входа в редакцию собралась целая толпа, на место происшествия прибыли несколько друзей редактора. Среди них – Жорж Куртелин, Эжен Фаскель, Робер де Флер и Леон Доде.

Как и обещала, Генриетта Кайо сама пришла в полицейский участок на улице Друо. Делом занялся комиссар Карпен, и ему она поведала, что Кальметт вел против ее мужа порочащую кампанию, что она боялась выходить из собственного дома, что за ее спиной презрительно шептались, мол, это жена того самого вора Кайо, что ее мужу угрожали, а сама она опасалась, что если будут опубликованы письма с упоминанием ее имени, то ее репутация будет уничтожена. Она вовсе не собиралась его убивать, а лишь хотела припугнуть, вызвать хоть какую-то реакцию.

Жозеф Кайо узнал о трагедии около 18:00, вернувшись в министерство из Сената. Он немедленно отправился в полицейский участок предместья Монмартр, и стоило ему выйти из автомобиля, как его осыпали оскорблениями. Но Кальметт все еще был жив. Более того, его лечил врач, который выступал против оперативного вмешательства, считая, что для этого пульс пациента слишком слабый.

Однако вскоре выяснилось, что пуля, пройдя через таз, попала в брюшную полость и задела несколько внутренних органов, из-за чего пациент пребывал в критическом состоянии. Хартманн надеялся, что кровотечение остановится, и ограничился лишь тем, что поручил постоянно согревать пострадавшего. Но час спустя Кальметту так и не стало лучше, так что Хартманн, все еще сомневаясь в целесообразности столь быстрого вмешательства, решил действовать. Но длительная операция не спасла Кальметта. Пока Кайо передавал свое прошение об отставке премьер-министру Гастону Думергу, главный редактор Figaro доживал последние минуты. Он скончался 17 марта 1914 года, в 00:40, и Генриетте Кайо немедленно предъявили обвинения в предумышленном убийстве.

Уже несколько месяцев в обществе обсуждалась возможность скорой войны между Францией и Германией. Многие выражали надежду на реванш за войну 1870 года, и Франция не только возобновила союз с Соединенным Королевством, но и провела дорогостоящее перевооружение. Убийство эрцгерцога Австрийского в Сараеве 28 июня 1914 года стало недвусмысленным сиг-налом к началу войны. Пацифисты и милитаристы поносили друг друга в публичных выступлениях и прессе, обе стороны подстрекали к демонстрациям, порой жестоким, и именно на этом особенно напряженном политическом фоне 20 июня 1914 года начался суд над Генриеттой Кайо.

Ее адвокатом стал Фернан Лабори, который в свое время защищал Альфреда Дрейфуса. Член парижской коллегии адвокатов строил защиту вокруг темы благородного отмщения, он надеялся, что в текущем политическом контексте она будет воспринята более благосклонно. Генеральный же прокурор Шарль Шеню намеревался доказать, что это политическое преступление носило предумышленный характер, а Жозеф Кайо использовал свою жену для удовлетворения собственных амбиций.

Действительно, дело Генриетты Кайо было неразрывно связано с личностью ее мужа. В течение нескольких дней давали показания владельцы крупнейших газет того времени, выражавшие поддержку Кальметта, например, Пьер Морлье, главный редактор Gil Blas[14], Дюбарри (La Volonté)[15], ле Куре (Courrier du Parlement)[16], Леон Байби (L’Intransigeant)[17]. Депутат Поль Пенлеве свидетельствовал в пользу четы Кайо, и даже президент Республики Раймон Пуанкаре дал письменные показания: он видел Кайо утром 16 марта на заседании Совета министров, тот был очень встревожен, поскольку кампания Figaro дошла до того, что готовилась опубликовать его частные письма (последствия чего оказались бы болезненными и для него самого, и для его жены). Он пытался убедить Кайо не преследовать главного редактора Figaro, поскольку знал Кальметта как порядочного человека. Но Кайо был уверен, что Кальметт на этом не остановится, что его последняя статья получит логическое продолжение. Он злился: «Если Кальметт опубликует письма, я убью его!» Президент попытался его успокоить, и Кайо собирался проконсультироваться с Морисом Бернаром, юристом и другом Пуанкаре и Кальметта. Тот должен был его образумить. Президент связался с ним 16 марта во второй половине дня, но было уже слишком поздно.

Чтобы заслушать все свидетельства, потребовалось восемь заседаний. Оставалось ответить на последний вопрос, который был затронут накануне: могли ли врачи спасти Гастона Кальметта. Доктору Хартманну все было очевидно: не могли. Но он подвергся критике за сомнения и промедление, за то, что он не провел операцию в кратчайшие сроки. Его также признали ответственным за смерть Гастона Кальметта, но суд над ним так и не состоялся. Ученых мужей еще не привлекали к подобной ответственности.

Наконец, 28 июля вынесли вердикт. Обвинение придерживалось версии, что убийство было преднамеренным (однако это так и не удалось доказать), и подчеркивало хладнокровие подсудимой, которую застали на месте преступления. Прокурор настаивал на том, что пресса имеет право публиковать частные письма, и требовал признать Генриетту Кайо виновной. Защита же заострила внимание на ежедневных нападках Figaro, подтвержденных и во время следствия, а также указала на несостоятельность решений доктора Хартманна, который слишком поздно перешел к действиям. Адвокат просил оправдать свою клиентку, расценивая ее поведение как отчаянный шаг униженной женщины.

По Парижу быстро разошлись слухи, что Генриетту Кайо приговорили к пяти годам тюремного заключения. Однако на самом деле приговор был очень мягким. Дебаты заняли час, и присяжные объявили ее невиновной. Опасаясь недовольства и гнева некоторых противников Кайо, власти оцепили район Дворца правосудия. Едва вердикт стал известен, на другом берегу Сены, в нижней части бульвара Сен-Мишель, собралась целая толпа, устроив демонстрации в знак протеста. То тут, то там вспыхивали стычки между сторонниками и противниками министра и войны. Эта напряженность вскоре переросла и в другие трагедии – например, в убийство Жана Жореса[18], за которым последовало вступление Франции