Знаки, символы и коды культур Востока и Запада - Светлана Тевельевна Махлина

Нередко материнская любовь сродни эгоистическому чувству. Ее чрезмерная забота продиктована отнюдь не любовью к ребенку, а стремлением доказать свою любовь. Такая материнская любовь неискренна и зачастую приводит к результатам, не предполагаемым матерью – излишней нервозностью, тревожностью и напряженностью ее чада. В целом – в зависимости от любви матери зависит вся жизнь человека. Если материнская любовь была чрезмерно обильной и непростительно навязчивой до зрелого возраста, когда человек должен приобрести самостоятельность. Или материнская любовь оказалась недостаточной, эгоистичной, показной или чересчур тревожной – человек становится неуверенным в себе, инфантильным, беспомощным и т. п. «Эта особенность деструктивной и поглощающей материнской любви – изнаночная сторона образа матери. Мать дает жизнь, и она может забрать жизнь. Она – та, которая оживляет, и та, что уничтожает: ради любви она способна творить чудеса – и одновременно никто не может причинить большего вреда, чем она»[230].

Как же подготовить себя к материнской любви?

Так как любовь – искусство, то она требует дисциплины и самодисциплины, сосредоточенности, терпения, страстной заинтересованности и обучения. Это также семантические проявления материнской любви. Довольно парадоксально утверждение Э. Фромма, что способность любить – «это способность оставаться в одиночестве»[231]. И в этом тоже проявляется материнская любовь – уметь отделить себя от своего ребенка, давая ему свободу самостоятельной жизни.

При этом следует помнить, что материнство «имплицитно содержит в себе генезис всей человеческой культуры и цивилизации, всего общественно-исторического, нравственного и семейного опыта человечества»[232].

Материнская любовь связана с развитием культуры и выступает одним из трансляторов культурных ценностей.

Семиотика свадьбы в диалоге культур

(Опубликовано в соавторстве с С.Э. Бокариус: Диалог культур и культура диалога: Сб. статей – СПб, СПбГУ, 2010. – 406 с., с. 94–110).

Свадьба – наиболее значимый ритуал в жизни людей. От других разновидностей поведения его отличает, по справедливому мнению А.К. Байбурина, ярко выраженная семиотичность. Эта семиотическая составляющая изменяет привычный облик мира[233].

Свадьба – парад всех знаковых систем. Он включает с неизбежностью естественный язык, т. е. вербальную семиотику. В то же время большое значение придается невербальной семиотике – языку жестов, мимике, пантомимике, хореографии. Кроме того, свадьба всегда включает пение, музыку. Сюда входят и такие важные семиотические элементы, как цвет, запах, еда, соединяясь в такое единство, которое никогда больше не образуется. Таким образом, свадьба – это комплекс актов, обрядовых действий, каждое из которых имеет свою семантику, но, сопоставляясь в определенном порядке, они образуют группы с новым значением, общим для всех актов. Как определил Арнольд ван Геннеп, свадьба обладает свойствами и особенностями rites de passage – «лиминальной фазы»[234], относясь к обрядам, которые сопровождают перемену места, состояния, социальной позиции и возраста.

Эти обряды перехода, по мнению Геннепа, обладают тремя фазами: разделение, грань, соединение. Исходя из Геннепа, В. Тэрнер так их характеризует: «первая фаза (разделение) включает в себя символическое поведение, означающее открепление личности от группы или группы от занимаемого ранее места в социальной структуре или от определенных культурных обстоятельств («состояния»), либо от того и другого сразу. Во время промежуточного «лиминального» периода особенности ритуального субъекта («переходящего») двойственны: он проходит через ту область культуры, у которой очень мало или вовсе нет свойств прошлого или будущего состояния. В третьей фазе (восстановления, или воссоединения) переход завершается. Ритуальный субъект – личность или группа – опять обретает сравнительно стабильное состояние и благодаря этому получает vis-a vis к другим, права и обязанности четко определенного и «структурного типа»[235].

Свадебный обряд может рассматриваться как текст, состоящий из двух элементов – текста жениха и текста невесты Они различаются не только формально, но и содержательно – в системе оценок, точек зрения, отдельными мотивами. Но оба текста – это тексты «на одном языке».

В доритуальный период доминируют два нравственно-этических мотива – прекрасной, светлой любви, к которой надо стремиться, и мотивы практической предусмотрительности при выборе и жениха, и невесты. С развитием капитализма именно этот, второй мотив выходит на первый план при породнении семей, ибо капитализм требовал аккумуляции денежных средств. Таким образом, материальные соображения становятся главным фактором.

Во многих регионах мира мужчины и женщины, не вступившие в брак в установленное обычаем время, как правило, вызывали осуждение окружающих. В России неженатых мужчин называли «бобылями», «трутнями», «непутевыми», «пустыми». Женщин называли «старыми девами», «вековушками», «пустоцветами», обойденными[236].

Вступление в брак у русского населения проходило в основном двумя способами: по договоренности (со сватовством, сговором и свадьбой) и «самокруткой» («убегом»). Но «умыкание» не было похищением. Как правило, ему предшествовала предварительная договоренность жениха и невесты. Тайна была по отношению к родителям или одного из них. Такие браки «убегом» не сопровождались соблюдением традиционных обычаев. Венчались в таком случае в будни, поздним вечером или ночью. После венчания молодые отправлялись в дом жениха, где сообщали о вступлении в брак и просили прощения за совершенный поступок. Как правило, родители прощали сына, так как такой брак обходился значительно дешевле, чем традиционная свадьба.

При выборе невесты на Руси обращали внимание на умение вести крестьянское хозяйство, размеры приданого. На втором месте стояли такие качества невесты, как кротость и послушливость, уважительность. Определенное значение придавалось и красоте невесты, но она не имела решающего значения.

Где знакомились? Молодые люди предбрачного или брачного возраста обычно в весеннее и летнее время знакомились на улице во время случайных встреч, при выполнении домашних работ, на уборке урожая, на сенокосе и общественных работах. (В первую очередь это касается сельской молодежи, где традиционные формы обрядов сохранялись дольше, чем в городе). В свободное от работы время молодежь собиралась около домов, на лавочках, бревнах, завалинках. Здесь рассказывали различные истории, грызли орехи и семечки, пели и плясали под балалайку или гармошку. Молодые люди выражали свои симпатии девушкам, пытаясь «силой обнять» или посадить рядом с собой толчками, ударами. В праздничные дни водили хороводы, собираясь на месте массовых гуляний. В осеннее или зимнее время основным местом встреч были посиделки, где девушки пряли, шили, вязали, вышивали, рассказывали сказки, небылицы, пели песни. Такие посиделки были основным местом выбора невест и предбрачных знакомств. Парни приходили с гармошкой или балалайкой, подсаживались к девушкам, угощали их орехами, конфетами, семечками. Симпатизировавших друг другу молодых людей называли дружками или подружками, или зазнобами. Кроме посиделок, распространены были «капустники», когда девушки уговаривались у кого-либо рубить капусту в