Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

На сей раз орал и заливался слезами старший брат, а так как младший тут же стал прятаться за мать, он, осознавая, что не может отлупить Хайнца Альберта, орал, видно от обиды, просто изо всех имеющихся у него сил.

Волков ругал обоих и морщился от нестерпимого крика, а баронесса, словно в укор, словно с удовольствием, высказывала супругу:

— И вот так у них всегда. С тех пор как вы отъехали на войну.

Слов и угроз отца мальчишки просто не слышали из-за своего собственного крика. Волков едва сдерживался, чтобы не надавать им оплеух. Только память о том, как тяжела у него рука, удерживала его. Но вынести этого он больше не мог и повелел кучеру остановить карету. И когда та остановилась, выбрался из неё и пошёл во вторую карету.

— Заберите хотя бы младшего! — кричала вслед мужу баронесса. — Рассадим их, так всем будет спокойнее.

Барон не стал с нею спорить, вернулся и за шиворот вытащил орущего молодого барона из кареты. Отвел сына к другой карете и почти закинул его туда, потом выгнал оттуда няньку и влез в карету сам. И, размахивая указательным пальцем у носа притихшего сына, зло выговаривал ему:

— Уж поверьте, барон, по приезду вашим бесчинствам придёт конец.

— Какой конец? — хныкал мальчишка в неприятных предчувствиях.

— Самый решительный! — обещал ему отец.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 23

⠀⠀

Деревня. После Фёренбурга, Вильбурга и Малена, улицы которых были переполнены людьми, Эшбахт выглядел всего-навсего огромной деревней. Тут едва-едва стали появляться дома, которые имели больше одного этажа. Те самые нищие крестьяне, восемь или девять домов, что жили тут, когда Волков сюда только приехал, давно уже богатели на продаже провизии, предоставлении крова на ночь и производстве пива, и все у него из крепости выкупились, а теперь ставили двух- и даже трёхэтажные дома на своих бывших огородах, чтобы пускать туда жильцов, которых день ото дня становилось в Эшбахте всё больше. Тут появились пять заведений, трактиры и постоялые дворы были делом прибыльным, так как теперь много людей: купцов, мастеровых и просто подёнщиков искали здесь своё место. Эшбахт стал необходимой точкой, которая требовалась югу земли Ребенрее. Через него прошёл путь к Реке, главной торговой артерии, объединявшей множество земель и народов вокруг себя. После войны с Волковым горцы, ранее без радости допускавшие чужих купцов в верховья Марты, уже не чинили людям препятствий, не обирали, не облагали проход по реке налогами, и количество барж, приходивших во Фринланд и Амбары, за последние три года удвоилось. Сам барон мог жить счастливо и богато, только успевая подставлять сундуки под серебро. Ведь только за право поставить у пристаней в Амбарах склады гильдия купцов из Эвельрата два года назад заплатила ему восемь с половиной тысяч талеров, и это без права владения землёй. И таких случаев было в избытке. В общем, если бы не затея с замком, кавалер Фолькоф, владетель Эшбахта, барон фон Рабенбург, несомненно, был бы самым богатым и влиятельным сеньором на юге земли Ребенрее.

Вот дом его был совсем не похож на дворец богатого сеньора. Слуг у него стало много, одних конюхов трое, так как барон не мог удержаться и прикупал себе хороших коньков и кобылок для развода. Конюшни у него были большие, там было место для четырёх десятков лошадей. Но вот в доме места для всех людей не хватало. Волков ещё пять лет назад распорядился пристроить к дому флигель для слуг. Но всё равно места было мало. И часто в его прихожей находилось несколько молодых людей из выезда, хохотали, цеплялись к служанкам, ругались, а кто-нибудь из них ещё мог валяться на лавке у стены в гостиной. В последний год это часто делал фон Флюген, отчего был нелюбим баронессой. В общем, ему нужен был большой дом, в котором могли бы легко разместиться все его люди, все его слуги.

Весна. Солнце поднялось уже высоко, было необыкновенно тепло, даже немного жарко. Хенрик, что ехал неподалёку, так тот вообще разделся до рубахи. Барон же снял шапку, перчатки и расстегнул колет. Сидел теперь умиротворённый, поглядывал то на заснувшего на диване напротив сына, то в окно кареты.

Солнце и ветерок. Жёлтая, глинистая земля, поросшая сорной травой и бесконечными зарослями самых крепких и живучих кустарников из тех, что растут в предгорьях. Кабаньи следы, не первый раз за их путь пересекавшие дорогу. Тут вообще было много кабанов, но генерал никогда не охотился. Он не понимал этой забавы, так любимой земельной знатью. У него для охоты и собак было мало, хотя и собак он любил. А псарь Хельмут, бывший солдат, больше занимался поиском пропавших коров или помогал Фрицу Ламме искать прятавшихся в кустарниках воров, которые иной раз приезжали в Эшбахт разжиться чужим. Охота для генерала была кровавым и утомительным делом, почти всегда заканчивающимся смертью, а он повидал смертей и кровищи в своей жизни столько, что в своей жизни домашней видеть подобного более не желал. Барон запретил забивать скот на своём дворе. Авось не бойня. Даже куриц и гусей помощники его кухарки Марии на дворе не резали. Ходили за дом.

Наверное, поэтому здесь, вдали от двора принца, вдали от городов, пропитанных интригами, среди крестьян, купцов и любимых им лошадей, генерал действительно отдыхал. Отдыхал, так как чувствовал себя спокойно. С тех пор как от Малена до границы с его владениями город проложил хорошую дорогу, так путь ускорился едва ли не на треть. Ещё не прошло и трёх часов в дороге, как слева от реки вместо жёлтых холмов с кустарником потянулись дела рук человеческих: яркие зелёные пятна выпасов и ржаных полей, участки с растущим на жердинах хмелем.

И от вида этой ухоженной зелени ему стало особенно спокойно и хорошо. То началась его вотчина, его дом.

На въезде в Эшбахт он велел кучеру остановить карету возле строящегося дома. Дом был очень большой, имел уже три этажа и покрывался крышей, а среди рабочих расхаживал не старый ещё мужичок с заметным брюхом; то был один из первых крепостных барона Пауль Мунке.

Мунке, заметив остановившуюся карету, кинулся к господину, снимая шапку, он кланялся на каждом шагу и излучал притворное счастье от возможности лицезреть своего барона после долгой отлучки.

— Приехали, господин барон? Слава Богу! Как здоровьечко ваше?