Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Пиши всем обязательно, что скоро с разбоями Рабенбург покончит, дескать, на войне был долго, вот тут раубриттер и расшалился, а теперь хозяин верхней реки приехал домой и порядок наведёт.

— Напишу, напишу, — обещает управляющий.

— А ещё что плохого в земле моей случилось, пока меня не было?

— Ну, крыша у большой вашей конюшни прогнила, новую положить велел, расходы на то немалые вышли, завтра вам покажу. У мужиков за оврагами пожар был, два дома сгорели дотла, едва скотину вывести успели, потом просили подлецы денег на новые дома, так я не дал. Сами виноваты. Одна семейка из тех, что у замка поселились, угорела из-за плохой печи сразу после Рождества, младенец их помер; ещё две семейки заболели, господин Ипполит говорит — холера. То из-за талой воды, что в колодец стекла с пригорков. Велел к тем семьям не ходить, только сам к ним ходил, и они все выздоровели, даже дети не померли. Драки были в кабаках и поножовщины, две недели назад воров словили, но о том вам господин Ламме сам всё расскажет.

Это было обычной для его земли рутиной, то есть всё шло своим чередом, а тут Мария вышла поздороваться с господином и спросить, пора ли подавать на стол, и барон тогда спросил у управляющего, который стал собираться:

— То есть больше ничего плохого за моё отсутствие не случилось?

— Нет, ничего, разве что сбежали трое крепостных, так то дело обычное, по весне, подлецы, всегда бегут. Один сбежал ещё в феврале, а двое вот… недавно… месяц назад.

Дело обычное! Обычное… Вот только побеги эти огорчали генерала. Что им, сволочам, не живётся тут? И барщиной он их не утруждал излишне, и оброк брал умеренно, а женатых на зиму на заработки отпускал в города, дозволял рыбу ловить и рубить кустарник для обогрева. Многие из них стали зажиточными, мясо стали кушать каждую неделю, жен одевать в хорошую одежду, но всё равно мерзавцы бежали от него.

— Молодые сбежали? — интересуется барон.

— Конечно, женатые не бегут. Куда же от семьи бежать?

— Женить надо всех как можно раньше, — с недовольством говорит Волков. — Может, и бегать меньше будут. Надо отцу Семиону сказать, чтобы торопил отцов, пусть выгоняют парней из дому пораньше, чтобы не сидели у матерей под подолами.

— Я уже думал о том, и ещё подумал: может, в первый год после свадьбы на барщину их не гонять, то как подарок к свадьбе, — предложил управляющий.

— А ещё на свадьбу дарить от меня поросёнка, — добавил барон.

— Тоже хорошая мысль, — соглашался Эрнст Кахельбаум. — О том завтра же сообщу людям.

На этом управлявший откланялся, так как баронесса и дети вышли к столу обедать. А Мария уже вынесла блюдо с жареной курицей с чесноком и редким для этих мест рисом с жиром из-под курицы. А другие кухонные девки несли кувшины с местным пивом, хлеба и колбасы с сыром.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 24

⠀⠀

А едва пообедали, так пришли Фриц Ламме и Ёган. Сыча он видал недавно, и ему барон не удивился, а вот в доверенном управляющем вдруг увидал он много нового.

— Ишь ты, как у тебя борода поседела! — удивился Волков.

— Так времечко идёт, господин, — усаживаясь за стол, отвечал Ёган.

— Всего полгода прошло!

— Семь месяцев, как вы отъехали, — поправил его управляющий.

— Дети как? — интересуется генерал. Ёган недавно женился, женщину взял простую, из мужиков, но приятную и неглупую.

— Орут целыми днями и ночами, — отвечает Ёган.

— А жена?

— Тоже, — говорит управляющий, и они всё втроём смеются.

— Кахельбаум в двух словах мне рассказал, что дела в вотчине идут неплохо.

— Да, — сразу соглашается Ёган, — хорошо идут дела, хорошо, народец жиреет помаленьку, у нас из крепостных осталось всего двести двадцать дворов безлошадных. А коровы есть, почитай, у всех, свинки опять же, а про куриц и уток я и не говорю. Сейчас, за это лето, всё болотце до самого замка прокопаю, воду сведу и, считай, ещё двенадцать тысяч десятин отличного выпаса или неплохой пашни прибавится. Вот только бы Кахельбаум побольше на барщину мужичков гонял, и уже к следующей весне было бы у нас возле замка много новой хорошей земли, хоть паши, хоть скот паси.

— Так у тебя мужики и так три дня на барщину ходят, — возражает ему Сыч, — а ты хочешь, чтобы четыре ходили, что ли?

— Так им же лучше будет, земли-то и для них тоже прибавится, — объясняет коннетаблю управляющий.

— А на себя они когда работать будут? В воскресенье в церковь идут: полдня туда, полдня обратно, четыре дня на барщину ходят, а на себя остаются у них два дня да ночи, если спать не будут, — говорит Фриц Ламме.

Волков только слушает их и ничего не говорит, а Сыч продолжает, как бы укоряя Ёгана:

— Они уже и так бегут от нас… Бегут, но пока молодые, несемейные, а четыре дня барщины сделаешь, так целыми семьями побегут.

Тут барон вспоминает:

— Кахельбаум мне сказал, что за зиму трое сбежали. Так никого и не поймали твои люди?

— Не поймали, — бурчит Ламме недовольно, — поймаешь их! Они тоже, экселенц, не совсем дураки. Раньше бежали во Фринланд, оттуда их выдавали; бежали в Брегген, так горцы тоже нам их выдавали. Мы беглых всех пороли, а помните, того, кто повторно побежал, так и вовсе повесили. Теперь они воруют лодку да плывут вниз по реке. В Бреггене на берег не сходят, плывут дальше, на запад, а с теми дальними кантонами у нас же уговора о выдаче беглых нет. И мужичьё о том знает. Проведали уже.

Волков закрывает лицо ладонями, он не знает, как разрешить эту напасть. И бежит их всё больше с каждым годом, радует его тут лишь одно, что плодятся его крестьяне, слава Богу, хорошо, детей в семьях много. И наконец он спрашивает:

— Ну, а с ворами как?

Тут Фриц Ламме пренебрежительно машет рукой:

— То вам и думать не нужно, ватаги иной раз приходят к нам, и с Фринланда, и из Малена, так мы их уже всех знаем, сразу взашей, да ещё дубьём на дорожку отходим, чтобы впредь не совались. Бывает, правда, и блудные к нам забираются, недавно повесили одного: купчишку подрезал, подлец, хорошо, хоть не до смерти. В общем, всё больше драки по кабакам да свары меж мужиками, что межу