«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

Оглашен состав суда.

На вопросы председательствующего, в порядке установления личности, подсудимый ответил:

СИРОТКИН Михаил Иванович, 1901 года рождения, уроженец гор. Калуги, русский, гр-н СССР, окончил в 1934 году военную Академию им. Фрунзе, арестован 20 октября 1939 года, происходит из семьи служащего – отец был мастером бумажной ф-ки, в 1906 году бросил семью, после революции узнал в 1919 г., что отец был директором ф-ки и после революции был за контрреволюц. расстрелян, об этом я узнал от сестры в 1939 году и сообщил в парт. организацию, исключался из ВКП /б/, якобы, за скрытие своего соц. происхождения и расстрел отца.

Сам в 1919 году окончил среднюю школу. С марта 1920 г. по ноябрь 1938 г. служил в Красной Армии.

Военную Академию окончил на отлично и был направлен в Разведуправление РККА,

Владеет иностранными языками: японским, английским, французским, немецким, финским, польским. Имеет научные работы.

В 1936 г. был на стажировке в Японии по изучению японского языка.

Там же работал переводчиком в полпредстве. В Японию ездил с ПОПОВЫМ, ВИНОГРАДОВЫМ, ЛЕНЧИК, МОЖАЕВЫМ и ЗУБАНОВЫМ.

После годичного срока стажировки, в 1937 г., вместе с другими вернулся в СССР и работал в Развед. Управлении РККА.

За большую научную работу в феврале 1938 года был представлен к награждению орденом.

В ноябре 1938 года был представлен к увольнению из РККА, как было сказано ХАБАЗОВЫМ, по политическим мотивам.

В 1938 г. в семье сложились очень тяжелые обстоятельства, т. е. арестовали родную сестру по обвинению в террористических преступлениях, затем арестовали мужа сестры, но в результате всего сестра была освобождена, т. к. обвинение ее не подтвердилось. Судьба мужа сестре не известна.

С обвинительным заключением ознакомлен и выписку из него получил 7-го августа 1940 года.

ПОДСУДИМЫЙ СИРОТКИН заявил: что он писал 5 заявлений на имя прокурора, но в них не все написано. В своих заявлениях он указал, что посещал КОНСТАНТИНОВЫХ 18.8.1937 г., но в этом не уверен и думает, что у КОНСТАНТ ИНОВЫХ он был раньше, т. к. день авиации у него в памяти не запечатлелся.

Подсудимый просит о приобщении документов, о которых он указывал в своих заявлениях. <..>

На вопросы председательствующего к подсудимому о том, понятно ему обвинение и признает ли он себя виновным,

Подсудимый СИРОТКИН показал: обвинение мне понятно, но виновным я себя не признаю. Никогда не был изменником, никогда не был шпионом.

В 11 час. 45 м. объявлен перерыв суд. Заседания.

В 12 час. 10 м. суд. Заседание продолжается.

На вопросы председательствующего подсудимый СИРОТКИН показал:

На предварительном следствии я показывал всю правду до тех пор, пока у меня хватило моральных и физических сил, нокогда у меня их не хватило, то я сказал, пишите все, что хотите.

Сразу же после ареста меня направили во внутреннюю тюрьму и на первом же допросе мне сказали, что я японский шпион. При этом перед моим лицом махали папкой, говоря, что в этой папке все изобличающие меня материалы о моей, якобы, шпионской деятельности.

В последующие допросы КАЗАКЕВИЧ хватал меня за ворот одежды и предлагал признаться в шпионаже, но я все это отрицал. Также КАЗАКЕВИЧ меня ударил по лицу и называл все время дураком, потому, что не желаю спасти свою шкуру.

Затем меня перевели в Лефортовскую тюрьму, где была устроена очная ставка с КЛЕТНЫМ, на которой КЛЕТНЫЙ сказал, что он подтверждает свои показания, которые и были мне зачитаны, но я все это отрицал. Затем мне была дана очная ставка со ШЛЕНСКИМ, который также сказал, что он подтверждает свои показания о моей шпионской деятельности, якобы я передавал шпионские сведения в июле 1937 г.

Когда я задал ему вопрос, сколько же раз мы с ним были у КЛЕТНОГО, то он ответил, что этого не помнит. Тогда я сказал, что был у КЛЕТНОГО только два раза.

Предъявленное мне обвинение я все время отрицал, тогда меня перевели в одиночку.

На последующих допросах КАЗАКЕВИЧ один раз меня сильно избил, бросив на пол, сказав вахтеру, „возьмите это г…“.

Я просил об устройстве очных ставок с КЛЕТНЫМ и его женой, но мне в этом было отказано.

Затем меня стал допрашивать ШИШКОВ, который сделал так, что мне не давали несколько ночей спать, хотя я и лежал на койке. Меня каждую минуту заставляли повертываться с одной стороны на другую.

Находясь в тюрьме, я слышал крики от избиений в соседней камере.

Всех этих испытаний я не мог вынести, т. к. КАЗАКЕВИЧ мне неоднократно заявлял, что ко мне будет применено то же, что я слышал рядом в соседней камере.

В результате всего этого я начал галлюцинировать. Не выдержав всего этого, я подал заявление о желании давать показания и подтвердил показания КЛЕТНОГО и ШЛЕНСКОГО.

Но все это было вынужденное признание.

Я прошу Вас проверить по корешкам пропусков во 2-ое отделение Разведуправ. за июнь, июль 1937 г., сколько раз был у меня КЛЕТНЫЙ. Он был два раза в присутствии КОНСТАНТИНОВОЙ и майора ПОПОВА.

Проверить, сколько раз я был у КЛЕТНОГО в Покровско-Стрешневе, и кто при этом у него был, т. к. КЛЕТНЫЙ показывает, что в момент моего посещения его квартиры были он – КЛЕТНЫЙ и его жена, тогда как я у него бывал с АЛЕШИНОЙ и РУБАШКИНЫМ и последний один раз нас фотографировал.

Прошу вызвать в суд КЛЕТНОГО и ШЛЕНСКОГО и тех свидетелей, которых я просил в своих заявлениях. <..>

С РИНКОМ у меня были натянутые отношения, но связан я с ним не был. РИНК, будучи военным атташе, ничего не делал, и к своим обязанностям относился не как советский гр-н и коммунист. Я был связан с ФЕДОРОВЫМ, который разоблачил РИНКА. Лично я по возвращении в СССР о РИНКЕ и других его друзьях написал материал с фактами.

Мне все время на следствии твердили, что, якобы, я был завербован в шпионы РИНКОМ, вот поэтому я и вынужден был указать на РИНКА.

Фотобумагу КЛЕТНОМУ я передал по просьбе ПОКЛАДОК для передачи его дочери.

В материалах дела меня обвиняют, что, якобы, я проводил предательство, т. е. предал японской разведке ……… агентов советской разведки резидента „Рамзая“, который был двойником, о чем я дал обширный материал К. Е. Ворошилову, материал этот подтвердился.

Другие мною были разоблачены как действительные враги СССР. С ПОКЛАДОК я впервые встретился после окончания Академии, когда просился о посылке меня на работу в часть. В дальнейшем я сталкивался с ним по службе. В личной жизни я также с ним встречался. В 1937 году ПОКЛАДОК был арестован, но я никогда не усматривал в нем врага. Я знал его как