Фантазеры - Владимир Юрьевич Белов

— Осторожнее, там скамейка.

Девушка приподнялась и медленно начала пятиться, поглядывая назад. Качалась лодка. Платок упал, и свет костра осветил губы, чуть выпяченные вперед, тонкий прямой нос. Прикрывшись, как щитом, одеялом, она устроилась у костра, напряженно вглядываясь в корму. Потом опустила голову и плечи, словно сломалась. Тишина повисла над озером. Пламя стало ниже.

— Подбрось дровишек, они рядом с тобой под носовой банкой, скамейкой, — на всякий случай пояснил Юрий и отвернулся, перегнувшись за борт. Вода была теплой, а впереди длинная ночь и что-то непонятное на душе. Сбросив майку и шаровары, Юрка скользнул за борт, бросив небрежно:

— Я скоро вернусь.

Пошел медленным плавным брасом. Так они заплывали с Батей, и вдалеке были костер, и берег, и девочки своего класса, понятные и знакомые.

Вылез на корму, накренив лодку. Растерся полотенцем до красноты. Костер горел ярко.

— Тебе холодно, иди сюда.

— Не пойду, ты, чего доброго, в озеро прыгнешь.

— Иди сюда, я не боюсь больше.

Руки, словно бабочки, искры — светляками. Спину греет костер. Девушка кладет голову Юрке на колени, смотрит снизу вверх одним глазом:

— За то, что ты меня не обижаешь, ты счастливым будешь, женщины тебя любить будут. Только не сразу. Сначала несчастная любовь будет, и меня ты запомнишь. Ты сейчас думаешь: цыганка молодая, глупая. В таборе рано умными становятся. Бабушка моя колдунья, а я ворожея. А сейчас поспи немного.

Доватор проснулся на рассвете. Лодка уткнулась в песок. Цыганки не было.

3

Морской офицер вошел в десятый класс вместе с директором школы. Поблескивали погоны, шевроны на рукавах.

— Познакомьтесь, товарищи, с капитаном второго ранга. У него есть для вас предложение, — сказал директор и, помолчав, добавил: — Горком комсомола поддерживает предложение капитана второго ранга.

Доватор с Батей стояли около турника в физзале, мазали руки магнезией. Юрий спросил:

— Ты почему решил в училище?

— Знаешь, маме одной тянуть трудно, а тут на всем готовом. Потом высшее образование все-таки техническое. И в Ленинград вернусь. А ты почему?

Доватор прыгнул, поймал перекладину и, бросив тело вперед, припомнил, как ржали кони на московском асфальте, как трещал лед на Волге, как дядя Коля с Галкой вел козу к подъезду, и, спрыгнув на мат, сказал:

— Не знаю.

— А что говорит Галка?

— Галка говорит, что поступать в Москву поедет, там у нее тетя.

— Понятно. — Батя подтянулся и сделал мах. Отличный мах получился у Бати. Чего он тянет? После такого маха надо сразу идти на «солнце». Юрка снова стал мазать ладони магнезией.

4

Тамбур продувает ветром. Проводники устали ругаться. Ветер пузырями надувает рубашку, гарь стучит в лицо. Вывалившись вперед, завис на руках Доватор.

Желтеет трава. Вдоль насыпи приземистый ельник юных лесополос. Сказочный ветер хлещет в лицо.

Прошли еще сквозь одну медкомиссию. Шли абсолютно голые, а половина врачей красивые молодые женщины. Странно и неприятно.

В рентгеновском кабинете Доватора крутили, словно он был не человеком, а экспонатом с чистыми легкими. А каким им еще быть? Лес да озера. Завод дымит в стороне.

Потом пошел Батя, и опять толпились в темноте люди у аппарата. Доватор не ушел из кабинета, ждал друга около столика с красной лампочкой. Тут он и услышал: «Чуть тронуты, но юноша не вынесет нагрузки». Потом Батю расспрашивали, потом у столика кто-то говорил: «Ну что вы хотите, блокада».

В белоснежном кабинете врач сочувствующе взглянул на Батю и спросил:

— Что, кроме моря, любишь?

Юрка выпалил:

— Живопись.

— Хорошо, — обрадовался врач. — Много времени на свежем воздухе. Очень хорошо. Постучитесь в Академию художеств.

Лишь посреди пыльного двора, где в белых кителях, переваливаясь с боку на бок, похожие на уток, проходили офицеры, а по углам, греясь на солнце, готовились к экзаменам прошедшие медкомиссию, лишь там, стоя рядом с Батиным фанерным чемоданчиком, Юрка понял, что остается в училище один.

На кирпичах, оставшихся после ремонта, расположился Павел Бартанов в серых ослепительных клешах. Небрежно сутулясь, он листает учебник по геометрии и напевает: «Одесса, мой единственный маяк… Наш город гениальностью известен: Утесов Леня — парень одессит, и Вера Инбер тоже из Одессы».

К Бартанову, к прогретым солнцем кирпичам уже стекались, стараясь сохранить независимость, ребята.

А к Юрке подошел Клемаш, потыкал носком ботинка в пыль около Батиного чемодана. Юрка подумал, что у Клемаша какая-то другая длинная фамилия. Клемаш сказал:

— Бывает…

Юрка ответил:

— Да…

Переживать было некогда: каждый день по экзамену. Они показались однообразными и несложными. Кубрик и двор — вот и все ленинградские впечатления. Морем во дворе не пахло.

Всех постригли наголо. Выдали белые с легкой желтизной робы и бескозырки без ленточек. Роба стояла колом. Бескозырки морем тоже не пахли, в белых чехлах они напоминали поварские колпаки и назывались почему-то писсуарами. Только ремни с медной пряжкой и выпуклыми якорями были абсолютно морскими. Но их не видно под робой.

Неожиданно стало известно: все школьники в Первое Балтийское училище зачислены не будут. Сюда приедут ребята из Нахимовского, и из них подготовят офицеров подводного флота. А школьники первыми придут в новое училище, из них сделают морских инженеров. Погоны будут золотые, как у плавсостава, только с молоточками.

Пришел Батя. Поговорили сквозь решетку ворот при попустительстве караула. У Бати нашли ярко выраженные способности и допустили к экзаменам в Академию художеств. Батя говорил о Ленинграде, а Юрка затосковал по Москве. Писем от Галки не было.

В других училищах ребята проходили курс молодого матроса в лагерях, ходили на шлюпках, стреляли, маршировали по одиночке и повзводно. А тут вновь испеченные курсанты чистили здание от мусора после летнего ремонта, таскали койки с этажа на этаж. Да и курсантами они еще не были.

Впереди мандатная комиссия. Потом присяга, ленточки на бескозырках, форма первого срока и первое увольнение в город.

Солнце, наверное, на ниточке повесили прямо над училищем. Доватор и Клемаш выбрались позагорать на плоскую крышу, поблескивающую черным гудроном. Решили учить английский. Параграфы читали по очереди и, старательно поставив язык между зубами, отрабатывали «тзе». Можно было продолжать немецкий, однако известно, что истинные моряки разговаривают по-английски. Самоучитель обещал успех. А свежевыструганные доски, положенные поверх гудрона, пахли Уралом.

Голова Бартанова выглянула из люка:

— Курсанты, вас ожидает начальство.

5

Рота втягивает ленточки в бескозырки. На ленточках золотое тиснение: «Военно-морские силы». Название училища курсанты узнают лишь приняв присягу. Это первый секрет, который доверят вчерашним десятиклассникам.

Коля Клемаш. Клемаш — это ласковое прозвище, фамилия у него длинная — Клемарантов. Коля Клемаш еще три