Королевство Кипр и итальянские морские республики в XIII–XV веках - Светлана Владимировна Близнюк

на долю этого правителя выпало немало "священных" войн с мусульманскими соседями, в которых кипрский король стал одной их ключевых политических фигур в истории крестоносного движения второй четверти XIV в.

К сожалению, кипрские источники оставили нам немного сведений об этом короле и о времени его правления. Леонтий Махера больше рассказывает о чудесах, стихийных бедствиях или нашествии саранчи, нежели о деяниях короля. Истории о побеге королевских сыновей с Кипра ради знакомства с миром и о кровавой расправе с пиратами[270], рассказанные Леонтием Махерой, долгое время заставляли исследователей видеть в Гуго IV жестокого тирана, некоего pater familias, не допускавшего ни малейшей свободы даже для собственных сыновей. История о пиратах, кроме того, полна вымысла и фактических нестыковок. Махера пишет: "В июле 1327 [1325] г. король Гуго приказал повесить сто человек… Все эти люди были ворами, пиратами и разбойниками". В это можно было бы легко поверить, ибо в водах Кипра действительно пиратство всегда процветало, если принять датировку события венецианской рукописи — 1357 г… Однако, как представляется, под "пиратами" скрываются политические соперники короля. Оксфордская и равеннская рукописи указывают на 1325 г., т. е. время непосредственно после коронации. Следовательно, вероятнее предположить, что Гуго IV расправился либо с еще оставшимися врагами своего предшественника Генриха II, которые, вряд ли, оказали поддержку и ему самому, либо с "новой" оппозицией его собственной власти. Подобную датировку и предположение подтверждают Ф. Бустрон и Ф. Амади. Они рассказывают, что в самом начале правления Гуго IV в Кормакитии собралась группа рыцарей, недовольных его восшествием на престол и являвшихся прежде врагами его предшественника Генриха II. Гуго тогда поставил вопрос в Высшем Совете королевства об осуждении этих рыцарей как изменников и о лишении их фьефов, но, правда, не жизни[271]. Возможно, именно с ликвидацией заговора рыцарей Кормакитии и связаны те казни, которые Махера представляет борьбой короля с пиратами, и их объяснением будет его самоутверждение как короля, безжалостного к своим врагам. Показательный характер казни становится знаком для непокорных и предупреждением, гласящим, что Гуго не допустит узурпации власти кем бы то ни было, как это произошло при Генрихе II. Кроме того, хронист отмечает важную деталь: казни проходили во всех крупных городах Кипра. Кажется не слишком логичным, чтобы королевские власти сначала выловили сотню пиратов, а потом распределили их по разным городам, чтобы казнить. А вот проведение арестов неугодных королю по всей стране и их устранение на месте представляется весьма правдоподобным. Да и вряд ли Гуго начинает свое правление с очистки акватории Кипра от пиратов: дело это, несомненно, важное, но не первостепенное. Пиратов, как мы уже сказали, всегда хватало в водах Кипра и периодически Лузиньяны направляли против них корабли, обеспечивая безопасность торговых путей. Столь широкомасштабный "отлов" пиратов, о котором рассказал Махера, означал бы, в действительности, настоящую войну против них, и, несомненно, нашел бы отражение в разных источниках. Тем не менее, этого не случилось. Цифры, которые приводит Махера, также кажутся значительным преувеличением. Ведь когда он конкретизирует, сколько "пиратов" было казнено в разных городах, оказывается, что их число сильно не дотягивает до сотни[272]. Однако эти поступки стоили Гуго IV репутации в глазах историков на долгие годы.

Традиция представлять Гуго IV слабым политиком и деспотом, почти фанатиком, полным религиозных предубеждений была заложена английским историком Дж. Хиллом в середине XX в.[273]. Тем не менее, авторитет историка довлел над последующими поколениями исследователей настолько, что до конца столетия никто не опровергал его весьма односторонний взгляд на личность Гуго IV Лузиньяна. Точка зрения английского ученого была полностью принята в историографии[274], и лишь в 1991 г. Питер Эдбери отверг построения Дж. Хилла[275]. Роль настоящего адвоката короля взял на себя кипрский историк К. Шейбел, который настаивает на необходимости реабилитации Гуго IV и называет этого короля "Гуго Справедливый". Даже в суровом обращении короля с сыновьями автор видит проявление справедливости и непредвзятости[276]. К. Шейбел, несомненно, прав в том, что Гуго IV всегда находился в тени славы своего легендарного сына Пьера I Лузиньяна, и это не позволяло историкам увидеть в нем личность не менее яркую. М. Кампаньоло называет "меркантильным", но мудрым правление Гуго IV, при котором Кипр достиг экономических высот, главным образом, благодаря мирному сосуществованию с Египтом и другими соседними странами[277]. Со своей стороны, мы также неоднократно подчеркивали в своих предшествующих работах необыкновенный талант Гуго IV Лузиньяна как политика и правителя[278]. Утвержденный им на международной арене имидж Кипра, а также сохраненная и приумноженная государственная казна очень помогли в дальнейшем его сыну и преемнику Пьеру I Лузиньяну в проведении крестовых походов против Египта и турок, навсегда прославивших имя этого короля.

В начале 1360-х годов основной проблемой для Кипра вновь стал Египет. Он грозил не вторжением на территорию королевства, а представлял угрозу процветающей на тот момент кипрской экономике. Поэтому главной заботой нового короля Пьера I в восточной политике был именно Египет. Основной задачей его политики было ослабить экономическую мощь мамлюкского Египта. Экономика стала определять вектор развития крестоносного движения в регионе. Формальным обоснованием военного выступления против мамлюков прекрасно служила крестоносная идея борьбы с неверными; формальным предлогом призвать папу и европейских правителей помочь в этом деле Кипру была угроза со стороны турок, а заодно и мамлюков, всему христианскому миру.

I.3. Крестоносец века — король Кипра Пьер I Лузиньян (1359–1369)

Король Кипра Пьер I Лузиньян был одной из самых ярких и легендарных личностей эпохи поздних крестовых походов. При жизни отца Гуго IV Пьер имел титул графа Триполи (1347–1358). Тогда же он впервые появляется на политической арене. Миру предстал красивый и сильный человек: он был высокого роста, со светлыми волосами и голубыми глазами, человек необузданной энергии, невероятной отваги, склонный к авантюризму, путешествиям, воинским подвигам, увлекающийся, готовый объять необъятное, поставив под свои знамена европейское рыцарство и повести их в крестовый поход против неверных. С его именем связана блестящая победа латинян над мамлюками и завоевание Александрии в 1365 г. Крестовые походы в Египет, рейды в Сирию и Малую Азию прославили этого кипрского короля. Он стал не просто королем, а легендарным кипрским героем. Ему посвящают свои поэмы трубадуры, им восхищаются итальянские гуманисты Петрарка и Сатютати, о нем с восторгом рассказывают хронисты, на него с надеждой смотрят мечтатели-идеалисты в Европе, строившие планы крупного крестового похода против неверных, несмотря на то, что времена экспедиций, подобных походам конца