Все под контролем - Том Саттерли

В отличие от района, в котором мы работали против «Радио Мог», эта часть города представляла собой вотчину Айдида и была населена его ополченцами. Уже через несколько минут штурмующие попали под обстрел с разных направлений. Как и большинство районов Могадишо, этот состоял из одно- и двухэтажных домов с шести-восьмифутовыми стенами, которые служили укрытием для противника.

Когда бой стал еще более ожесточенным, вызвали нашу группу. Мы с Джейком спустились по тросу на середину перекрестка рядом с машиной Атто и побежали по переулку, откуда велся основной огонь. Менее чем в пятидесяти ярдах от нас заработал пулемет. Пули били в дорогу и в стены вокруг нас, разлетались над головой, и в воздух летели куски грязи и бетона.

Укрывшись в подъездах домов на противоположных сторонах улицы, мы с Джейком открыли ответный огонь. Наша стрельба была гораздо точнее, чем у пулеметчика, чей пулемет замолчал, когда он получил пулю.

Появился еще один человек, который как ни в чем не бывало отправился к пулемету. Он явно намеревался использовать оружие против нас, но был безоружен, и нам пришлось прекратить огонь. Сомалийцы знали, что американцы ограничены своими же правилами ведения боя, которые запрещали нам стрелять в безоружного человека.

Как и ожидалось, человек упал рядом с пулеметом и начал в нас стрелять. Мы застрелили и его. Но его место занял другой подошедший безоружный человек.

Так продолжалось четыре или пять раз. Наконец, мне это надоело. Сомалийцы использовали наши правила ведения боя против нас самих, чтобы заставить работать свое оружие. Рано или поздно либо Джейк, либо я окажемся под ударом. Следующий человек, попытавшийся дотянуться до пулемета, умер, так и не добравшись до него. Остальные попытки прекратили.

Выведя пулемет из строя, мы продолжили пробиваться по улице. В какой-то момент нам удалось укрыться, и стало очевидно, что враг нас не видит. Вдруг на дороге появилась высокая женщина в черном платье и пошла к нам, пока не увидела, где мы расположились. Затем она указала на нас вражеским стрелкам.

Я был ошеломлен. Она была явно безоружна и к тому же это была женщина. Я не знал, приказали ли ей рисковать жизнью, указывая на нас, или она делала это по собственной инициативе, но она была явно опасна; пули начали щелкать вокруг наших позиций.

Зарядив дробовик мешочками с картечью[19],я выстрелил в женщину. Нелетальная пуля повалила ее на землю, но она поднялась и снова указала на то место, где укрывались мы с Джейком. Я сбивал ее с ног снова и снова, пока, наконец, ей это не надоело, и она не убежала.

В гарнитуре раздался вызов от командира группы Пита, который велел нам возвращаться к объекту операции и взять под охрану задержанных. Мы покинули улицу и вернулись к тому месту, где на крыльце стояли трое пленных: двое из них сидели, а другой лежал на боку, руки у всех были связаны за спиной пластиковыми стяжками.

Одним из заключенных был Атто. Другой — молодой человек, явно умственно отсталый; он улыбался нам, высунув язык изо рта. Третьим был водитель, который лежал на боку и стонал.

Раздосадованный от того, что мне приходится их охранять, пока вокруг нас бушует бой, я подошел к Атто, который вызывающе смотрел на меня, и стащил с его головы солнцезащитные очки[20]. Не знаю, зачем я это сделал, но мне хотелось, чтобы Атто понял, что он больше ничем и никем не командует.

Наконец все было готово к эвакуации вертолетом с крыши здания. Дали команду, чтобы все оттягивались с периметра в сторону здания.

Я подошел к водителю, чтобы заставить его встать. Я подумал, что тот симулирует свои травмы, и схватил его за лодыжки, чтобы заставить подняться. И тут выяснилось, что пуля снайпера превратила нижнюю часть его ног в желе. Придется тащить его вверх по лестнице.

Бóльшая часть штурмовой группы помчалась на крышу. Они взяли с собой Атто и водителя, но оставили умственно отсталого молодого человека. Мне было велено держаться позади и прикрывать огнем из окна этажом ниже.

Плохие парни появлялись все чаще, обстреливая здание из соседних домов. Шум боя напоминал дюжину аппаратов по приготовлению попкорна, с маниакальным грохотом работавших вокруг нас, только вместо кукурузы там были пули, бьющие в стены. В воздухе висела пороховая гарь, смешанная с запахом двигателя вертолета, зависшего на краю крыши, давая возможность штурмовикам с пленными попасть внутрь.

Выглянув наружу, я увидел сомалийца в окне этажом выше в здании напротив. Он держал в руках АК-47 и целился туда, где, как я знал, находился вертолет с операторами.

Я прицелился в голову человека и, вдохнув воздух, нажал на спусковой крючок — именно так, как тренировался тысячи раз до этого. По тому, как тот внезапно исчез из окна, а его винтовка с грохотом упала на улицу внизу, я понял, что попал в цель.

Взволнованный своим первым подтвержденным убийством, я окликнул Пита.

— Ты это видел? — крикнул я и объяснил, что произошло.

— Хорошо, — произнес Пит, и на этом все закончилось. Я сделал то, чему меня учили, и не было нужды рассказывать об этом дальше.

Я был последним оператором, покинувшим крышу. Вертолет завис в нескольких дюймах от края крыши, и мне пришлось взбираться по колесу, чтобы попасть внутрь. Как только я подумал, что могу упасть, кто-то схватил меня за штаны и втащил на борт.

На обратном пути я думал о перестрелке. Это был первый раз, когда я увидел людей, стреляющих в меня с расстояния. Стрельба по врагам меня не беспокоила, — даже по тому парню в окне, который находился достаточно близко, чтобы я мог видеть его лицо. Моя подготовка взяла верх; они были просто мишенями. Но этот бой был определенно более напряженным, чем рейд на «Радио Могадишо», и я задавался вопросом, насколько он вообще может быть тяжелее.

Когда мы вернулись на базу со своей добычей, операция была признана успешной. Нам удалось захватить одного из самых важных командиров Айдида, и, что удивительно, никто из операторов Подразделения и рейнджеров не пострадал, несмотря на ожесточенную перестрелку.

Фактор стресса определенно взлетел до тысячи, но все выжили, чтобы смеяться и шутить об этом, рассказывая о своих приключениях. Многие предложения начинались со слов: «А затем я…» Другие отражали отчуждение от этических вопросов, окружающих убийство. «Вы видели, как взорвалась голова у того парня?» Это было похоже на игру, как будто мы играли