Книги украшают жизнь. Как писать и читать о науке - Ричард Докинз

АХ-Д: Это какой-то научно-фантастический подход.

РД: Забавно, что вы так говорите; в некотором роде я всего лишь перефразирую то, что содержится в неодарвинизме, но это действительно своего рода научно-фантастический подход. Характеризуя людей, я использовал словосочетание “неуклюжие роботы”, что вызвало определенные возражения. Это означает лишь, что гены суть информация; они та часть, которая передается из поколения в поколение. Для выживания они используют организм, а организм можно представить себе с подобной научно-фантастической точки зрения, как робота, который гены строят для себя и затем на нем катаются. И именно потому, что они катаются на своем роботе, выживание генов тесно связано с выживанием робота. Это машина, которая носит с собой собственный чертеж, а следовательно, если она выживет и выполнит свою задачу размножения, то выживет и чертеж.

АХ-Д: Ваш тезис по сути подразумевает, что имеет значение выживание гена. Но ведь генам на каком-то уровне приходится сотрудничать, даже в пределах одного организма, не говоря уже о виде, ведь так?

РД: Кооперация имеет огромное значение. Я не говорю сейчас о кооперации между особями, которая тоже важна, по крайней мере для некоторых видов животных. Но кооперация между генами играет огромную роль, потому что бессмысленно говорить об отдельных генах в деле построения организма. Построение организма, то есть эмбриология, это задача, требующая громадной степени сотрудничества, но ошибочно думать о сотрудничающем пучке генов как о единице, которая существует во времени как единое целое. Это не так – они постоянно раскалываются, разъединяются и рекомбинируются в ходе полового размножения. Но гены сотрудничают внутри каждого организма при построении этого организма. Это можно помыслить следующим образом: успешнее всего выживают те гены, которые успешно сотрудничают с другими генами, с которыми у них больше всего вероятности встретиться, а это означает те гены, которые находятся в генофонде вида. Генофонд вида подразумевает все гены данного вида; они называются фондом потому, что постоянно перемешиваются в процессе полового размножения. Гены в генофонде конструируют организмы, типичные для своего вида – организмы кролика, слона или кого там еще, – а те, которые сохраняются в генофонде, это и есть те, которые успешно сотрудничают с другими генами генофонда, чтобы произвести кролика или слона.

АХ-Д: То есть вы имеете в виду, что они не только эгоистичны – у них есть инструкция сотрудничать с другими ребятами?[67] В ваших устах это звучит просто, но идею уловить вовсе не просто, правда? Людям обычно бывает трудно понять дарвинизм… Вы сказали, что нам следует потратить часть жизни на то, чтобы разобраться, почему мы существуем, а еще вы говорите, что у нас должно быть чувство удивительного: мы должны воспринимать науку так, как мы слушаем музыку. Но ведь это невозможно? Нужны годы подготовки, чтобы освоить язык науки.

РД: Смысл аналогии с музыкой в том, что для исполнения музыки нужны люди, а им нужны годы тренировки, им нужно ежедневно часами практиковаться в игре на своем инструменте, иначе они не смогут хорошо музицировать. В этом же смысле практикующим ученым нужны годы подготовки. Но можно наслаждаться музыкой, ценить музыку, даже на достаточно сложном уровне, не умея сыграть ни одной ноты. Аналогично, я считаю, что можно ценить науку и получать от нее удовольствие на достаточно сложном уровне, не умея заниматься наукой. Я хочу подтолкнуть людей к тому, чтобы они рассматривали науку так, как музыку, искусство или литературу: как нечто, от чего можно получать удовольствие, не на поверхностном, а на достаточно глубоком уровне, не обязательно умея отличать одну бунзеновскую горелку от другой или интегрировать функции.

АХ-Д: Но разве язык не является непроходимым барьером? Я могу пойти и включить радио, послушать музыку и получить от нее удовольствие, и мне не обязательно знать, что это за произведение, кто исполняет, кто композитор и все такое – я могу просто слушать звук.

РД: Вы, возможно, удивитесь, но у вас должна быть культурная привычка к музыке, которую вы слушаете. Мы воспитаны на западной музыке, и поэтому нам легче понимать ее.

АХ-Д: Но если я послушаю, скажем, японскую музыку, я, возможно, не пойму ее сразу, но мне будет любопытно ее послушать, тогда как если я зайду в комнату отдыха на кафедре зоологии в Оксфорде – а я интересуюсь наукой, я достаточно много понимаю, – я, вероятно, не пойму, о чем там двое разговаривают между собой.

РД: Двое в комнате отдыха на научной кафедре, обсуждая исследования, конечно, пользуются своего рода стенографическим языком, который употребляется ради краткости. Но не так сложно переключиться с этого языка на такой, который будет понятен гораздо более широкой аудитории. Я ощущаю, что у меня есть миссия убедить своих коллег по науке писать об этой науке так, как если бы через плечо им заглядывал “чайник”, а не писать на языке, совершенно непонятном другим людям. Я убежден, что их исследования от этого станут лучше, и думаю, что, если они так поступят, это поможет им улучшить коммуникацию с другими учеными. Я даже считаю, что они будут лучше понимать науку, которой сами занимаются.

Другое дело, что различные науки не всегда понятны ученым из других областей. Я не очень хорошо понимаю физику, и, думаю, я буду прав, сказав, что многие физики не очень хорошо понимают биологию. В современной физике есть многие аспекты… особенно квантовая теория… которые чрезвычайно трудно понять, они совершенно контринтуитивны. Многие физики говорят, что сами их не понимают; но когда они проводят расчеты и используют эти расчеты, чтобы предсказывать результаты, то оказывается, что предсказания выполняются с поразительной точностью. Говорят, что предсказания квантовой теории сбываются настолько точно, что это все равно как угадать расстояние от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса с точностью до толщины человеческого волоса. Вот на что способна квантовая теория, и тем не менее многие, кто ею занимается, соглашаются, что в действительности не понимают ее на интуитивном уровне, потому что она контринтуитивна. Если они не в состоянии ее понять, то неудивительно, что мы с вами ее не понимаем.

И тем не менее существуют книги, авторы которых прилагают большие усилия к объяснению квантовой физики, теории относительности, а в биологии – эволюции. В понимании эволюции есть свои трудности. Она не настолько трудна, как квантовая теория, но трудности все же есть. Нужно охватывать умом огромные промежутки времени, иначе вы просто не сможете поверить, что можно пройти путь от бактерии до