Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал

покупал шоколадный кекс. Без него в гости не шел! Меня так и прозвали: Лев – шоколадный кекс, – засмеялся он.

Чтобы не опоздать на электричку до Чехова, мы перебежали через скоростную трассу, не дойдя до подземного перехода. Христофор, увидев вдалеке навороченную иномарку, от восхищения открыл рот, а промчавшаяся на скорости машина окатила нас из лужи дождевой водой, смешанной с бензином, и липкой грязью. Мы стояли с головы до ног облитые мерзкой жижей, и Лев Арнольдович, протирая глаза, сказал:

– Что, сынок, увидел крутую тачку и рот открыл? Вот тебе туда и попало!

– Нас облияло из лужи! – исковеркав слово, пожаловался Христофор, отплевываясь.

Аксинья, Любомир и Ульяна были совершенно мокрыми. Я выжимала дубленку и ругалась.

Зато в Чехове нас встретили торжественно. Лев Арнольдович не отходил от кувшина с вином, а напившись, рассказал о том, как Марфа Кондратьевна боится моих теперь уже московских дневников.

– Тюка говорит, что мы прославимся на всю Россию, – сокрушался Лев Арнольдович.

– А может, и на весь мир! – захохотал Христофор, слушая разговоры взрослых.

– Смотри, Полина, чтобы тетрадки у тебя не украли! – многозначительно посмотрев на меня, предупредил Потап. После застолья Потап взялся построить мой персональный гороскоп. Его уговорила Анфиса. Он долго чертил что-то на ватмане, а мы ждали. Результат нас полностью разочаровал.

– Венера! Черная Луна! Юпитер в центре! – неожиданно взвизгнул волшебник, после чего покраснел и закашлялся. Больше он не сказал ни слова.

На все наши расспросы, а Лев Арнольдович, Анфиса, Фирюзе, Христофор и Ульяна настойчиво требовали сообщить миру правду, Потап только крутил головой:

– Кому много дано, с того много и спросится!

– Ты мистик, а я слышал, что mist по-английски – туман, вот ты и пытаешься нам тумана пустить в глаза! – возмутился Лев Арнольдович.

– Тебе, мой старый друг, я могу пустить только водки, вино-то закончилось… – ответил на это Потап.

– Полина, приезжай к нам без шумной компании, – шепнула Анфиса.

– Я связана с ними одной цепью, – отшутилась я. Удивительный дом, внутренним устройством напоминающий гигантский дуб, навевал мысль о разбойниках. Я была капитаном пиратов, а Христофор – моим ближайшим помощником. Мы фехтовали на палках и чуть не раскрошили нефритовые статуэтки. Ульяна и Любомир ликующе прыгали вокруг, а Аксинья после бокала вина повалилась на ковер и захрапела.

В ночной электричке на Москву Лев Арнольдович, вытащив из кармана миниатюрную детскую книжку, стал читать про барана-мудреца.

– Бебе-бе! – с выражением произносил он. – Наш мир полон иллюзий! Бебе-бе!

Вагон содрогнулся от смеха.

На какой-то станции в вагон зашли парни с цепями и кастетами. Они начали ходить с места на место и орать:

– Скинхедам бой! Скинхедам бой!

Оказалось, это – антифашисты. Лев Арнольдович тихонько пояснил, что антифашисты дерутся со скинхедами стенка на стенку и нередко убивают друг друга.

Выглядели молодые люди очень агрессивно, из-за поясов у них выглядывали боевые ножи, а из рюкзаков торчали бейсбольные биты.

– Если что, кричим: «Мы русские! С нами Бог!» О своем еврействе мы только на Святой земле вспоминать будем, – строго предупредил меня и детей Лев Арнольдович.

Фашисты и антифашисты решили драться на той станции, где мы вышли. Они встали друг напротив друга плотными рядами и выкрикивали лозунги, перемежаемые матом:

– Россия для русских! Бей черных за белых!

– Бей скинхедов! Бей фашистов! За Россию в бой святой!

Каждая сторона насчитывала примерно пятьдесят-шестьдесят человек.

Мы с Христофором косились на фонарики в руках фашистов и антифашистов, на стеклянные «розочки» – пустые бутылки с отбитыми донышками, тяжелые стержни арматуры, и нам было страшно. Ульяна и Любомир от ужаса вовсе закрыли глаза и Семёнили за отцом на ощупь, Аксинья притихла и только кряхтела от волнения. Но я справилась с нахлынувшим оцепенением и гордо вскинула голову. Мой берет, подаренный Львом Арнольдовичем, украшала зеленая лента, такая же, какую носили воины Ичкерии.

Фашисты и антифашисты терпеливо ждали, когда мы отойдем подальше, и началась кровавая потасовка.

– Может, милицию вызвать? – спросила я Льва Арнольдовича.

– Нет, – глухо отозвался он. – Это вечный бой между злом и добром.

Продолжение следует.

Мариям Кабашилова

Родилась в Буйнакске в 1980 году.

Публиковалась в журналах «Дружба народов»,

«Юность», «День и ночь», Prosōdia, «Этажи», «Особняк» и других изданиях. Сборник стихов «Вода» вошел в список литературной премии «Московский счет» (2012), поэтическая подборка – в шорт-лист литературной премии «Живая литература» (2012). Участница форумов молодых писателей России в Липках. Автор поэтических сборников «Вода» и «Физика».

С 2005 года живет в Москве.

Время забылось сном…

* * *

Ветеран расставания, осени, сентября,

Оглянись и увидишь, что время прошло не зря,

Напиши мне письмо, расскажи обо всём по порядку —

Как кленовые листья корежились в желтом припадке,

Как над домом косматое небо лилось в три ручья,

Как под утро прозрачная ночь сползала с плеча.

Если я не отвечу, то будем считать, что ничья.

Потому что ничья голова не коснулась земли,

Потому что от леса – рукою подать до зимы.

* * *

Еще стишок короткий за стежком —

поэт печальный шьет себе же дело,

но, Боже, это он к тебе пешком,

поэтому кому какое тело

прилаживать к игольному ушку,

туманить память, с тонкого листочка

к дурманящему никнуть порошку

И засыпать, не дописав до точки.

Плывет-плывет по белым снам постель,

златые нити запирают веки.

Еще продлится эта канитель —

мгновение, а может быть, навеки.

Так пусть он скажет русским языком

и попрощается коротким жестом,

чтобы уйти отсюда целиком,

точней, чтоб больше никогда ни с места.

* * *

Нет больше времени, время забылось сном,

Только лишь память о длящемся вечно кино,

Где мы смеемся, гуляем, встречаем рассвет,

Где я с тобой говорю, а тебя уже нет,

Где я касаюсь тебя, как будто ты весь

Где-то уже далеко, но всё еще здесь.

Больше ни слова, лишь трели и соловьи,

Вот мы и стали мудрее своей головы,

Тише воды, ниже травы, меньше герца,

Вот научились любить сильнее сердца.

* * *

В студеном феврале наперечет

Рубашек шелковых и легких