В дальних плаваниях и полетах - Лев Борисович Хват

Это был Валерий Павлович Чкалов, непревзойденный летчик-испытатель. Семнадцати лет в Нижнем Новгороде с борта волжского буксира, на котором он служил кочегаром, Чкалов увидел впервые самолет. Прошло лишь пять лет, и о нем заговорили как о выдающемся летчике-новаторе. Бывалые авиаторы говорили: «Когда летает Чкалов, кажется, будто пилот и его машина — одно неразрывное целое». «Чкаловский взлет», «чкаловская посадка», «чкаловская стрельба» — эти выражения бытовали среди советских пилотов. Валерия Павловича не привлекали обыденные полеты в спокойной обстановке, в «домашних условиях» — он жаждал упорной борьбы и трудных побед. О его искусстве и безудержной храбрости сложились легенды.

Легендами казались и подлинные эпизоды летной жизни Чкалова, в которых отчаянная смелость сочеталась с мастерством и точнейшим расчетом. Тренируясь на боевом самолете под Ленинградом, он как-то в течение сорока пяти минут совершил одну за другой двести пятьдесят петель Нестерова, называемых в те времена «мертвой петлей». Однажды Чкалов на глазах сотен ошеломленных ленинградцев провел самолет под аркой Троицкого моста через Неву. На маневрах Балтийского флота, поддерживая связь с флагманским кораблем, он в тумане, под проливным дождем ходил над морем бреющим полетом, едва не задевая колесами гребни волн. Не раз, поставив машину под углом к земле, Чкалов пролетал между рядами деревьев, разделенными меньшим расстоянием, нежели размах крыльев его самолета.

Дерзаниями и подвигами была наполнена жизнь летчика-испытателя. Страстно, до самозабвения любил он свой труд, напряженный, сложный и опасный. Став испытателем, Чкалов изучил и освоил самолеты более пятидесяти систем. Не было машины отечественной конструкции, на которой он не летал. При его участии творцы советской авиационной техники — конструкторы, рабочие, инженеры — создавали новые, совершенные машины. Ему шел тридцать третий год, и уже лет пятнадцать миновало с того дня, как юноша волжанин, выросший в семье рабочего Василевского судоремонтного завода, посвятил свою жизнь авиации.

Чкалов был прекрасным товарищем, надежным другом. Его любили за прямодушие, честность, доброжелательность, уважали за несгибаемое упорство, с которым он отстаивал свои взгляды. Он был волевым и талантливым самородком, настоящим сыном народа.

Провожать Виктора Левченко в дальние края вместе с Чкаловым пришли летчик-испытатель Георгий Байдуков и штурман Александр Беляков. У вагона завязалась дружеская перепалка, а когда прозвучал последний звонок, Чкалов привлек к себе Левченко, шепнул ему что-то, отстранился и с таинственным видом приложил палец к губам.

— Ну, друзья, от души желаю вам! — воскликнул Левченко. — Вот та-а-кой букет закажу, — широко раскинул он руки.

Наблюдая эту сцену, я подумал, что между неясным намеком штурмана и свертками, похожими на географические карты, есть какая-то связь. Не готовится ли эта тройка лететь? Но куда? На какой машине? Когда?.. Сочетание представлялось на редкость удачным: аккуратный, вдумчивый, подтянутый Беляков — профессор воздушной навигации; умный, всесторонне развитый, находчивый Байдуков, которого сам Валерий Павлович назвал «богом слепого полета», и во главе экипажа — Чкалов.

Курьерский поезд ушел. Провожающие направились к выходу. Я терзался догадками: что это Чкалов шепнул Виктору Левченко?

— Не готовитесь ли вы к какому-то особенному полету, Валерий Павлович? — спросил я напрямик. — Или это тайна, секрет?

— «А если тайны нет и это всё один лишь бред моей больной души…» — тихонько пропел Чкалов, как Герман в «Пиковой даме», и расхохотался. — Придумал тоже — тайна! Просто не хотим лишних разговоров. Быть может, ничего не состоится… Вот что: даешь слово молчать? Понимаешь, ни-ко-му!

— Ни-ко-му! — торжественно подтвердил я.

— Ладно, идем ко мне.

Всю дорогу Чкалов рисовал планы беспосадочного перелета через Полярный бассейн. У меня дух захватывало: Москва — американский Запад, шестьдесят часов в воздухе, тысячи километров над Ледовитым океаном! Такого воздушного рейса еще не знала история…

— Самолет есть — туполевский «АНТ-25». С такой машиной — хоть на край света!.. Помнишь, Михаил Михайлович Громов на этой летающей цистерне прошел без малого двенадцать с половиной тысяч километров по замкнутой кривой. Семьдесят пять часов пробыл в воздухе.

— Читал я на днях о полете французского авиатора Сантос-Дюмона, — заметил Беляков. — Было это лет тридцать назад. Самолет Дюмона продержался в воздухе ровно двадцать одну секунду, а какой шум поднялся!..

— А максимальная дальность полета в наше время? — спросил я.

— Девять тысяч сто четыре километра. Этот мировой рекорд установили французы Кодос и Росси еще три года назад.

Было около полуночи, когда мы подошли к высокому новому дому возле Центрального аэродрома и взобрались на четвертый этаж. Чкалов коротко позвонил.

— Это мы, Лелик, — отозвался он на тихий голос из-за двери и, повернувшись к нам, сделал свирепое лицо: — Не топайте, детишки спят!

Дверь отворила миловидная молодая женщина.

— Проходите, полуночники, — покачала она головой, приглашая в уютную столовую. — Сейчас чай согрею. Наверно, проголодались?

— Не беспокойтесь, Ольга Эразмовна, ничего нам не надо, — сказал Беляков.

— А ты не слушай его, Лелик, — вмешался Чкалов. — Ведь мы с аэродрома поехали на завод, оттуда — в наркомат, потом на вокзал. Словом, есть хотим, как волки весной… Похлопочи, пожалуйста. А вы погодите минутку, я сейчас…

Осторожно ступая, он прокрался на порог комнатки, где спали восьмилетний Игорь и крошка Лерочка.

Постояв подле ребятишек, он вернулся в столовую и развязал длинные свертки. Это были навигационные карты Полярного бассейна. От Москвы, обозначенной силуэтом Спасской башни, уходила вверх, к Северному полюсу и дальше, к Американскому континенту, тонкая черная линия.

— Вот и вся тайна, — сказал Чкалов. — А выйдет ли, не знаю, хотя надеемся крепко. Написали мы Серго Орджоникидзе: просим разрешить нам полет через Центральную Арктику в Северную Америку. Ждем решения.

Летчиков вызвали в Кремль, их приняли руководители партии и Советского государства. Правительство поддержало идею дальнего воздушного рейса, но перелет в Америку рекомендовало временно отложить. Чтобы уверенно пройти через Северный полюс, надо было изучить неизведанные области Центральной Арктики. В это время под начальством Отто Юльевича Шмидта готовилась специальная воздушная экспедиция; она должна была высадить на лед четырех исследователей первой дрейфующей станции «Северный полюс». Чкаловскому экипажу предложили другой беспосадочный маршрут: Москва — Петропавловск-на-Камчатке.

— Ладно, полюс от нас не уйдет, — сказал Чкалов, выходя из Кремля. — Полетим, друзья, на Камчатку, но маршрут у нас будет не восточный, а северный — поближе к полюсу. Есть у меня план…

До рассвета просидели летчики в скромной комнате Байдукова. И еще много ночей провели они над