Спорим, будет больно! - Кира Фарди

– Ключи отдай, – я протягиваю руку.

– Да ты гонишь? – Тони таращит глаза. – Чтобы я своего бро да в больницу не довез!

– Ключи отдай, – я не отвожу взгляда. – Ты хочешь его убить?

– Спятила! Арчи, скажи ей!

Но Артур молчит, кажется отключился. Антон выскакивает из машины и бросает ключи. Я сажусь на водительское сиденье, устраиваюсь, дрожащими пальцами завожу мотор.

Венька плюхается рядом.

– Я штурманом поработаю.

– А Света?

– Сама доберется.

Мы выезжаем со стоянки, я сразу врезаюсь правым колесом в бордюр и испуганно выпускаю руль.

– Да ты водила еще хуже, чем я! – вопит Антон.

– Тихо, малышка, не волнуйся, – говорит Арчи. – Попробуй еще раз.

Его голос неожиданно успокаивает! Дрожь исчезает, я делаю глубокий вдох и снова трогаю Бэху. На этот раз все складывается удачно.

До клиники добираемся через час. Как только я направляю машину в общий поток транспорта, на меня будто ступор нападает: еду тихо, соблюдаю все правила, но не хватает навыка, не могу одновременно рулить, смотреть за дорожными знаками, автомобилями и людьми.

Когда паркуюсь возле приемного покоя, чувствую, что спина мокрая от пота.

«И зачем мне это надо? – невольно крутятся в голове мысли. – Это ему месть за Зинку. Так ему и надо!»

Но не удается убедить себя, жалость оказывается сильнее мести. Я наблюдаю, как каталка с Арчи исчезает в пасти клиники, и чувствую гордость за то, что сумела преодолеть страх и панику.

Мы идем следом за мажором.

– Кто опекун раненого? – выкрикивает медсестра приемного покоя.

– Я, – поднимает руку Антон.

– Рассказывайте, что случилось.

Тони уходит, мы с Венькой стоим в растерянности, не знаем, что дальше делать. Праздничный день обернулся неприятностями.

– Кто здесь Варя? – кричит другая медсестра, выглядывая из бокса, огороженного шторами на кольцах.

– Я.

– Раненый вас зовет. Подойдите.

Я стою и не двигаюсь, в голове просто ураган бушует.

Он… зовет… меня…

Меня!

Ту, которую опустил на самое дно.

Ту, у которой из-за его друзей погибла подруга.

Ту, которая сама едва выкарабкалась из дерьма, потеряла все: дом, сад, соседей и даже собаку.

И я должна сразу примчаться, как комнатная собачонка?

Ярость бьет в голову. Я начала забывать, какая это мощная движущая сила. Пусть радуется, что не бросила умирать на дорожке парка, отвезла в больницу. Но ему и этого мало?

«Сволочь! Сволочь!» – я с силой сжимаю пальцы в кулак.

– Девушка, вы не слышите меня?

Вздрагиваю, поворачиваюсь на голос. Пожилой доктор протирает очки, его взгляд усталый и потерянный, как у всех близоруких людей. Мне становится стыдно своей безумной вспышки. Я медленно выдыхаю и концентрируюсь на разговоре.

– Я могу не ходить? – тихо спрашиваю врача.

– Это ваше дело, но парню плохо, а он, как я понял, пострадал из-за вас.

– Ничего не из-за меня! – я поджимаю губы. – Мог бы и не притворяться рыцарем на белом коне.

– Радовались бы, что встретили настоящего мужчину, готового и в огонь, и в воду, – доктор вздыхает. – А вот ему не завидую. Он бросается спасать девушку, сам получает травму, а вместо благодарности – капризы и презрение.

Теперь мне не просто стыдно – теперь я готова провалиться сквозь землю. Упрек справедливый, но, если бы доктор знал, что мне пришлось сломать в себе, чтобы сюда приехать, так бы не говорил.

Хочется оправдаться, сказать, что и я для Уварова много сделала, села, например за руль. Руки и ноги до сих пор дрожат, а в груди будто кисель колышется.

Но доктор уже заходит за шторку и исчезает из виду.

– Варь, сходи уже к Арчи. Ну, что ты упрямишься? – подталкивает меня и Венька – невольный свидетель разговора.

– Достали все! – буркаю я и шагаю к крайней шторке.

«Простая вежливость, не больше!» – убеждаю себя я и резко отдергиваю ткань.

– Чего тебе еще надо? – рявкаю сразу, чтобы не передумать. – Мне домой по…

И тут кидаю взгляд на Арчи, и слова застревают в горле. Он лежит, озаренный лучами светильника, и кажется бледным, как покойник. Но не цвет кожи ужасает меня – вокруг глаз мажора очками расползлась чернота. Прекрасная голубая радужка словно утонула в крови – это белки покраснели от лопнувших сосудиков.

– Варя…

Арчи протягивает мне руку, но я делаю шаг назад.

– Это что? – показываю дрожащим пальцем на его лицо. – Ты же упал и ударился затылком.

– Да, но твой крепкий лоб угодил мне прямо в переносицу и сломал ее. Так сказать, двойной удар.

– Твою ж мать!

– Ты умеешь ругаться? – в голосе мажора слышится смешок, но какой-то горький, словно сквозь боль и страдание.

– Конечно! Как все! Черт! Черт! Черт! – я стискиваю челюсти от отчаяния. – Зачем ты опять встал на моем пути? Зачем? Не видишь, что ли? Наши встречи приносят только проблемы и страдания.

– Я отношусь к столкновению иначе.

– И как же? Просвети тупую деревенщину!

– Зачем ты так, Варя. Я никогда не считал тебя деревенщиной. Наоборот, считаю тебя настоящей, цельной натурой. И вообще, мне кажется это странным.

– Что?

– Смотри, мы постоянно воюем, но в то же время испытываем притяжение друг к другу. Может, хватит войны?

Арчи смотрит укоризненно, качает головой и морщится. Меня будто волной холода окатывает. Жалость выползает откуда-то, а следом за ней и чувство вины поднимает голову, и оба, дружненько начинают топтать солдатскими сапожищами мой мозг.

Но упрямство сильнее доброй воли.

– Ты специально меня позвал, чтобы я увидела и оценила причиненный тебе ущерб? А следом выкатишь новый иск? Признавайся, уже вызвал, небось адвоката, а то и целую команду.

– Варя, ты опять за старое! Я предлагаю мировую.

Он снова протягивает руку внутренней стороной ладони вверх. Я смотрю на нее и делаю шаг назад.

– Разве? Какое же это старое, если ты сейчас, в этот момент лежишь на больничной койке!

– Это нелепая случайность.

Случайность…

Слово эхом звучит в голове. Так и слышу, как опера меня убеждают не подавать иск на мажоров, объясняя пожар случайностью. Самое поганое зло происходит именно тогда, когда есть случайность.

«О боже! – меня вновь окатывает холодным потом. – А с машиной-то все в порядке? Вдруг я ее повредила… случайно… и не заметила?»

Я выскакиваю из-за шторы и бросаюсь к выходу из приемного покоя.

– Варь, ты куда? – кричит вслед Антон.

Но мне сейчас не до него – главное, машина. Бэха стоит на том же месте. Я включаю фонарик и тщательно проверяю ее корпус. И, хотя точно знаю, что вела ее осторожно, столкновение с бордюром ржавым гвоздем сверлит душу.

– Да что с тобой? – запыхавшийся Тони хватает меня за плечи. – Что тебе сказал этот козел?

– Ничего, – я сбрасываю его руки. – Оставьте меня в покое! Вы… Уваровы… знаешь, где сидите? Знаешь?

– Ты чего, Варь? – Антон даже отступает. – Я хотел до дому тебя подбросить.

– Подбросить? А я потом буду выступать на суде свидетелем? – я уже кричу, растрепанные нервы сдаются без боя. – Ой, зачем свидетелем? Покойники в гробу лежат, а не по судам ходят.

– Варь, ты явно сбрендила!

Венька крутит пальцем у виска.

– Да пошли вы все в… зад!

Глава 22

Я убегаю. Нет, улетаю, будто подхваченная осенним ветром. Вот только его нет, и прохлады нет. Душный сентябрьский вечер мгновенно покрывает лоб потом.

Злые слезы текут по лицу, я их сбрасываю ладонью. Выскакиваю на проспект и будто спотыкаюсь: а куда дальше? Этот район мне совершенно незнаком. Теперь испытываю еще больший ужас. Как я сюда добралась? Видимо, и правда, спятила совсем, когда села за руль.

Я вызываю такси и больше ни с кем не разговариваю, хотя и Венька, и брат Арчи звонят неоднократно. Еще и Света достает меня. Понимаю, что просто спасаюсь бегством и новая встреча будет уже завтра, но ничего не могу с собой поделать.

Домой еду, а сердце не на месте. Спать ложусь, но ворочаюсь, поглядываю на экран телефона, вот-вот позвонят из полиции или адвокатской контры. Этот мажор не оставит меня в покое.

Но утро встречает радостно солнечными лучами. Они отражаются в зеркале и рассыпаются