Император Пограничья 7 - Евгений И. Астахов

class="p1">— Верно. Вот потому и приходится искать дополнительные источники дохода, — сдержанно заметил Никон. — Благо, Гон даёт возможности. Паника, неразбериха, беженцы… Умелый человек всегда заработает.

— Верно говоришь, — кивнул Афанасий. — Кстати, братец, — вспомнил вдруг он, — как там твоя Варя? Всё ещё о душе думает? — в его голосе прозвучали неприкрытая насмешка и желание уколоть родича. — В монастыре-то, небось, не так весело, как по балам скакать, а?

Лицо Никона мгновенно потемнело.

— Не напоминай мне об этой идиотке! — рявкнул он, с такой силой ставя бокал на стол, что коньяк выплеснулся. — Тридцать два года дуре, а всё в облаках витает! То ей пение подавай, то влюбляется в первого встречного проходимца!

— Да уж, история с итальянцем вышла препаршивая, — покачал головой Фёдор. — Хорошо, что вовремя спохватились.

— Спохватились! — взорвался Никон. — Эта дура готова была сбежать с этим шарлатаном! С безродным лекаришкой! Позор на весь род! Мало того, что в девках засиделась, так ещё и скандал устроила! И, кстати, твой безопасник это не просто прозевал, а помогал скрывать! — вернул «любезность» старшему брату младший.

Афанасий неодобрительно цокнул языком.

— Молчи! Да что сказать, дочка твоя всегда малахольной была. Помню, как на семейном совете выступила — «ах, мы нечестно ведём дела, берём взятки, людей обманываем», — передразнил он племянницу. — Святоша чёртова!

— Вот пусть теперь в келье святошей и будет! — отрезал Никон. — Семь месяцев уже там сидит, игуменья пишет — всё поёт. Утром поёт, вечером поёт. Говорю — запретите ей! А она — это богоугодное дело, псалмы читает. Псалмы! Раньше арии из опер горланила, теперь псалмы!

— Может, и к лучшему, — философски заметил Фёдор. — В монастыре хоть пользу приносит — молится за семью. А то ведь только позорила нас своими выступлениями. Помните, как она на благотворительном вечере у Горчаковых романсы исполняла? Как простая певичка!

— Не барское это дело — на публику петь, — согласился Афанасий. — Сколько раз ей говорили! А она всё своё — искусство, призвание… Тьфу!

— Год ещё посидит — может, образумится, — мрачно заключил Никон. — А нет — так там и останется. По мне, так даже лучше. Меньше позора.

— Ладно, не будем о грустном, — стукнул ладонью по колену Афанасий. — Господа, предлагаю тост!

Все трое подняли бокалы.

— За род Уваровых! — провозгласил патриарх. — За то, чтобы мы пережили эти смутные времена и вышли из них ещё богаче и сильнее! И чтоб все наши враги сгинули в пасти Бездушных!

— Особенно один, — мрачно добавил Фёдор.

Хрустальные бокалы соединились со звоном. Коньяк обжёг горло, а в глазах мужчин плясали отблески огня из камина — холодные, расчётливые, полные решимости защищать интересы семьи любой ценой.

* * *

Я выжал педаль газа до упора, и «Бурлак» взревел, набирая скорость на узкой просёлочной дороге. Фары выхватывали из темноты деревья, мелькавшие по обеим сторонам размытыми тенями. Спидометр показывал сто двадцать — для такой дороги это было безумием, но времени на осторожность не оставалось.

Старый карьер. Я прекрасно знал это место, ведь когда-то именно там я уничтожил львиную долю банды Кабана. Идеальное место для того, чтобы творить мерзости вдали от посторонних глаз. Сколько людей уже свезли туда? Сколько закопали в безымянных могилах?

Внедорожник подпрыгнул на очередной выбоине, на мгновение оторвавшись от земли. Я вцепился в руль, удерживая машину на траектории. В груди клокотала ярость — чистая, первозданная, как в те времена, когда я вёл войска против врагов империи. Только теперь врагами оказались не захватчики, а свои же, продавшие душу за горсть монет.

Впереди показался поворот к карьеру. Я притормозил, входя в него на грани заноса. Задние колёса скользнули по гравию, но полный привод удержал машину на траектории. Ещё километр по разбитой дороге, уходящей по склону вниз, и вот — впереди замелькали огни.

Грузовик стоял на дне карьера, рядом несколько фигур с фонарями. И люди. Выстроенные в ряд люди, а напротив них — солдаты с автоматами. Я видел, как поднимаются стволы, слышал крики женщин и детей.

Нет. Не успею доехать.

Магия рвалась из меня, требуя выхода. Ранг Мастера давал возможности, о которых эти живодёры и не подозревали.

— Стоять! — приглушённо заорал кто-то из охранников. — Ни с места, или…

Договорить он не успел. Оторвав руку от руля, я протянул её, и металл его автомата взорвался тысячей раскалённых осколков. Крики боли смешались с воплями ужаса, когда обломки впились в лицо и грудь стрелка. Он рухнул, хватаясь за изуродованное лицо.

Остальные развернули стволы в сторону моей машины, но я продолжил косить гнилые побеги. Металлический вихрь — одно из заклинаний ранга Мастера. Все металлические предметы в радиусе пятидесяти метров от выбранной точки откликнулись на мой зов. Пряжки ремней, пуговицы, монеты в карманах, и главное — оружие.

Автоматы вырвались из рук солдат, взмыв в воздух. Металл текуче изменялся, превращаясь в рой вращающихся лезвий. Я направил их вниз, и началась бойня.

Лезвия рассекали воздух со свистом, находя свои цели с хирургической точностью. Горла, запястья, бедренные артерии — я целился в места, где смерть приходила быстро, но не безболезненно. Пусть почувствуют хотя бы долю того ужаса, который испытывали их жертвы.

Автоматные очереди ударили по мне, но для защитного барьера мага ранга Мастера — это было, что Жнецу — летний дождик.

Один из солдат попытался бежать, но железные полосы настигли его через несколько шагов, пригвоздив к земле в дюжине мест. Он лежал, захлёбываясь кровью, а его спина напоминала подушечку для иголок. Другой умолял о пощаде, но я не слушал. Для тех, кто расстреливал беззащитных людей ради денег, пощады не существовало.

За минуту всё было кончено. Семь трупов лежали на окровавленной земле. Я отозвал магию, и металлические лезвия осыпались вниз, превращаясь обратно в безобидные предметы.

В наступившей тишине оглушительно хлопнула дверь, и я покинул внедорожник.

Люди, которых едва не расстреляли, стояли в оцепенении. Кто-то плакал, кто-то молился, кто-то просто смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Старая женщина в рваной шали первой пришла в себя.

— Кто… кто вы, барин? — прошептала она дрожащим голосом.

Я сделал глубокий вдох, стараясь унять бушующую в крови ярость.

— Я боярин Платонов, воевода острога Угрюм, — ответил как можно спокойнее. — И обещаю вам — те,