Сказки - Наталья Кодрянская

На перекрестке трех дорог, где бурей расщепленный дуб стоит, в чугуне ворон живую воду копит: немного еще, и до краев наберет.

— Вы, ветры, на ваших крыльях ворона несите, подымайте мертвых; пусть зашумят дубравы, звонко защелкает соловей, и широкое небо раскинется над русской землей!

И опять в золотом венце высоко над Днепром стоит мать городов русских: в руке у нее архангелов меч, а в глазах два солнца — одно для сирых, другое для зверей.

РУССКАЯ ЗЕМЛЯ

И полетели сани по первопутку.

Где ни пролетят, снег с елок так и валится, яркими звездами засыпает землю. Косой только хотел на санки прыгнуть, прокатиться, да не рассчитал, перемахнул, и носом в сугроб зарылся. Больную лисаньку сани подобрали и повезли к самому лисьему лазарету, подождали пока два лисьих санитара ее на носилки не уложили, и дальше — только по снежку полозья поблескивают.

Под санями не раз серый волк сиживал, от охотника хвост хоронил. Деда-Мороза на елку возили. И хоть страсть как хотелось — ни серебряной звездочки, ни золотых карасей бумажных для себя не просили: знают, все елочное для деток.

Повезли и Весну-красну, да в лесу ее кинули — уж очень тяжела. В одной руке несла она целый мешок рыжих веснушек, а в другой солнечный луч — буравить промерзлую землю, и алмазный ключик — реки вскрывать. А в ногах сундучок, полон трескучего граду; тоже птичек заморских клетка; масляных и водяных красок большая коробка, и ведерко и кисти — лес красить; из бересты лукошко, полное писанок к Христову дню: рябенькие и в затейливых узорах; кукушкины серые, и золотое неведомой птички — да всего, что с собою Весна привезла, не счесть.

Катят санки, легко им и весело.

А как Весна вышла по полю прогуляться, санки — что им делать? — решили в тележку обернуться.

Ездили они в турецкую землю, у самого султана на кузнице дней пять простояли: кузнецы турецкие лили и выковывали колеса из чистого серебра. Не санками, а тележкой вернулись они домой на русскую землю.

Случайно прикатила тележка на ярмарку. Остановилась поглазеть, ярмарочной сутолокой полюбоваться. Да так раззевалась, и сама не заметила, как украл ее какой-то горе-человек. Три года она ему служила, пока по-миру не пустила: не к добру, знать, не на пользу краденое.

В первый год повез купец мешки с овсом, да градом овес побило; во второй год купец вез сено — огонь от несмазанного колеса пошел, и все сено сгорело; только тележке хоть бы что, так и блестит, как новенькая; на третий год вез купец муку — в воду тележка ее всю и перекинула. А как разорила купца, ушла, и дальше катит, не то в пермскую, не то во владимирскую.

В это лето засуха была страшная. Колос на поле не подымется, ветер сухим листом не колыхнет.

Шел попик по огненной от солнца земле, тряс серой козлиной бороденкой, широко оловянным крестом махал слева направо, осеняя поля; дымно чадил ладаном дьякон — в кадиле огоньки все никак не могли разгореться, а сухость дикая. Певчие только тявкали, не пели — в глотках пересохло. Хоругви на солнце горели золотой путеводной звездой, а за ними черная голодная саранча — толпа. А небо чистое, ни одной тучки.

Повстречала тележка монашка в черной скуфейке, сам белехонький, с лица смирный, глаза в землю опущены, будто ищет чего, а в руках облако, в три раза больше чем сам он. Пожалела его тележка, вместе с облаком на себя усадила. Да как рванула, понеслась — на глубокой колдобине монашка с облаком и вывалила. Что тут стало! Гром грянул, молния к небу взвилась, дождь из облака так и полил.

На дороге воды стало по пояс; места, что пониже, залило, по канавкам так и булькает. Освежило землю, поднялись всходы — луга позеленели.

Так и не узнала никогда тележка, что самого Громовника Илью везла: у него, вишь, на небесах колесница в починке стояла. Вот Илья над людьми сжалился, выбрал в небесной кладовой облачко побольше, что на холодке держал, и на землю сошел пешим. Благо тележку встретил, без ее порухи гром у него никак не получился бы.

С горки на горку мчится тележка. В лесу очутилась. Красная Шапочка ей навстречу. Хотела тележка от волка ее увезти, а потом раздумала: ведь и так в сказке все хорошо кончается. Хрюшке как-то в хлев зеленых скрипучих арбузов повезла — почему не помочь Божьей твари!

Войны были, горе везла — тряслось на тележке горе-гореваньице, человеческими костями постукивало, земле не преданными, дождем моченными. Как тяжко земля под колесами вздыхала, кровью захлебываясь. По тряской дорожке растеряла их тележка — по земле их рассеяло, память у оставшихся ветер стер, слезы высушил.

Встретила тележка древнюю старуху: просила старая довезти ее до избы, что стоит в лесу на курьих ножках, на собачьих пятках. Не знала тележка, что это Баба-Яга. А она, подлая, нарочно тележку в лес к себе заманила. И как с ягиного двора уезжать тележке, подкинула в нее мешок с бедой — пусть, мол, по миру катается.

И куда ни поедет тележка — чего только беда не натворит!

В селе скотина мрет, в городах хворь, а в поле жучок такой черный завелся — весь хлеб съедает.

Думала-думала тележка, как ей от беды избавиться — решила ее в овраг сбросить. Да беда, видно, почуяла: из мешка клещи выпростала и за обочья крепко уцепилась — не перекинешь. А надо от нее избавиться, а то, гляди, дощечек своих не соберешь, не сосчитаешь. Тоже хитростью хотела тележка ее донять. Так по рытвинам начнет трясти, что у другого душа бы давно вон выскочила, а беде хоть бы что: еще пуще ярится, хохочет — занятно ей, и тележку, значит, доняла.

Решила тележка назад к Яге ехать — отвезти беду — и поехала. Яга о ту пору спать залегла, семь дней не евши. Стала тележка ей тут небылицы всякие рассказывать: про серого козлика, что у бабушки волк съел,