Собрание произведений в 2 томах. Том I (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

 ЗАДУМЧИВО ПИТЬ,

                   ЗАДУМЧИВО ЦЕЛОВАТЬ,

                   ЗАДУМЧИВО ВЕРИТЬ,

я вернулся ЗАДУМЧИВО.

В ДВУХ ШАГАХ ОТ ДВУХ ШАГОВ

УВИДЕЛ Я ДВОЙНИКА БОГА —

         это был мой тройник:

                   БЫК — ДЕВОЧКА,

                   БЫК — БАБОЧКА,

и мы пригубили друг друга.

Мы ПРИГУБЛЯЛИ ДРУГ ДРУГА,

мы ТАНЦЕВАЛИ ДРУГ ДРУГА,

мы ПИЛИ ДРУГ ДРУГА,

пока я говорил:

— ГОСПОДИ,

ТЫ СВЕТИШЬ ТАКИМ СВЕТОМ,

ЧТО Я НЕ ВИЖУ ТЕБЯ!

1969

114

Проснулся я: ещё не умер!

Кто это пляшет под луной

в холмистых зим архитектуре

ко мне повёрнутый спиной?

Мы все чудовищно устали:

всё скверно, ежели не пить,

мой двойничок, бедняжка, Алик,

но ты по-прежнему пиитъ.

Я говорю: «Покойной ночи!»

России, дереву, жуку.

Уютные читают очи

в постели Пушкина строку.

〈1969?〉

115

Моё веселье — вдохновенье:

в стихах ли, с девой — всё равно,

но если морфием по вене,

то и веселье не нужнo!

Однако если сведено

и то, и то в одно теченье,

то, Бог мой, что за наслажденье

мне за стихи мои дано!

И что за небо за рекой!

Послушны музыке какой

танцуют кони у дороги

с роскошной девой при луне —

вот так меня читают боги

в своей высокой тишине!

〈1969〉

116–117. Два одинаковых сонета

1

Любовь моя, спи, золотко моё,

вся кожею атласною одета.

Мне кажется, что мы встречались где-то:

мне так знаком сосок твой и бельё.

О, как к лицу! о, как тебе! о, как идёт!

весь этот день, весь этот Бах, всё тело это!

и этот день, и этот Бах, и самолёт,

летящий там, летящий здесь, летящий где-то!

И в этот сад, и в этот Бах, и в этот миг

усни, любовь моя, усни, не укрываясь:

и лик и зад, и зад и пах, и пах и лик —

пусть всё уснёт, пусть всё уснёт, моя живая!

Не приближаясь ни на йоту, ни на шаг,

отдайся мне во всех садах и падежах!

2

Любовь моя, спи, золотко моё,

вся кожею атласною одета.

Мне кажется, что мы встречались где-то:

мне так знаком сосок твой и бельё.

О, как к лицу! о, как тебе! о, как идёт!

весь этот день, весь этот Бах, всё тело это!

и этот день, и этот Бах, и самолёт,

летящий там, летящий здесь, летящий где-то!

И в этот сад, и в этот Бах, и в этот миг

усни, любовь моя, усни, не укрываясь:

и лик и зад, и зад и пах, и пах и лик —

пусть всё уснёт, пусть всё уснёт, моя живая!

Не приближаясь ни на йоту, ни на шаг,

отдайся мне во всех садах и падежах!

〈1969〉

118. Пустой сонет

Кто вас любил восторженней, чем я? Храни вас Бог, храни вас Бог, храни вас Боже. Стоят сады, стоят сады, стоят в ночах, и вы в садах, и вы в садах стоите тоже. Хотел бы я, хотел бы я свою печаль вам так внушить, вам так внушить, не потревожив ваш вид травы ночной, ваш вид её ручья, чтоб та печаль, чтоб та трава нам стала ложем. Проникнуть в ночь, проникнуть в сад, проникнуть в вас, поднять глаза, поднять глаза, чтоб с небесами сравнить и ночь в саду, и сад в ночи, и сад, что полон вашими ночными голосами. Иду на них. Лицо полно глазами… Чтоб вы стояли в них, сады стоят.

1969

119

Вокруг лежащая природа

метафорической была.

Стояло дерево — урода,

в нём птица, Господи, жила.

Когда же птица умерла,

собралась уйма тут народа:

«Пошли летать вкруг огорода!»

Пошли летать вкруг огорода,

летали, прыгали, а что?

На то и вечер благородный,

сирень и бабочки на то!

Лето 1969

120

Г.

Неушто кто-то смеет вас обнять? —

Ночь и река в ночи не столь красивы!

О, как прекрасной столь решиться быть смогли вы,

что, жизнь прожив, я жить хочу опять!

Я цезарь сам. Но вы такая знать,

что я в толпе, глазеющей учтиво:

вон ваша грудь! вон ноги ей под стать!

и если лик таков, так что же пах за диво!

Когда б вы были бабочкой ночной,

я б стал свечой, летающей пред вами!

Блистает ночь рекой и небесами.

Смотрю на вас — так тихо предо мной!

Хотел бы я коснуться вас рукой,

чтоб долгое иметь воспоминанье.

〈Май — июль 1969〉

121

Нас всех по пальцам перечесть,

но по перстам! Друзья, откуда

мне выпала такая честь

быть среди вас? Но долго ль буду?

На всякий случай: будь здоров

любой из