Собрание произведений в 2 томах. Том I (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

свечек,

соберём большие стаи,

посидим и полетаем.

Альтшулер:

Хоть ты заманчива для многих

и как никто теперь нага,

но не могу другим, убогим,

я наставлять с тобой рога,

они ужасно огорчатся,

застав меня в твоей постели,

к природе дачного участка

прибиты длинные качели…

Летят вдоль неба стаи птичьи,

в глубь болот идёт охотник,

и пейзаж какой-то нищий

старым дождиком приподнят,

но по каинской привычке

прёт охотник через терни,

чтоб какой-нибудь приличный

отыскать пленэр для смерти.

Оля:

Я полна цветов и речек.

На лугу зажжём мы свечек.

Соберём большие стаи.

В тихом небе полетаем.

1967

76

Финляндия. Всё время забегают

вперёд меня озёра тишины.

И нравится ходить мне берегами,

где только сосны, мох и валуны.

Или ногой, изогнутой в колене,

стоять красиво на разбухшем пне

и, обратясь глазами к тишине,

цитировать «Пиры» и «Запустенье».

Тропою заплутавшего ручья

мне нравится в чащобу возвращаться

и там всё с тем же озером встречаться,

и так смотреть, как смотрят при свечах.

Воздушных ям открытая вода

имеет привкус осени и неба,

и нравится мне — будто я тут не был —

не находить ни сле́да, ни следа́.

〈1967?〉

77

Чтоб себя не разбудить,

на носках хожу, ступая.

Прячет ночь, на свет скупая,

одиночечества стыд.

Чем не я хандрою стойкий

мокрый сад под фонарём?

Глядя в утреннюю Мойку,

все когда-нибудь умрём.

Чьи мою обгонят души,

Богом взятые к себе?

С винной чашей встав снаружи,

пью я полночи небес.

Пью ночей осенних горечь,

их горячую струю,

море лжи, печали море,

запрокинув очи, пью,

иль, трескучею свечою

отделясь от тьмы, пишу:

«Мокрый сад и пуст и чёрен,

но откуда листьев шум?»

〈23 ноября 1967〉

78

Стали зримыми миры

те, что раньше были скрыты.

Мы стоим, разинув рты,

и идём иконы свитой.

Нам художник проявил

на доске такое чудо,

что мы, полные любви,

вопрошаем: взял откуда?

Всё, что мы трудом творим,

было создано до нас,

но густой незнанья дым

это всё скрывал от глаз.

Всё есть гений божества:

звуки, краски и слова,

сочетанья их и темы,

но как из тёмного окна

пред ним картина не видна,

так без участия богемы,

что грязь смывает с тёмных стёкол,

ничего не видит око.

〈1967?〉

79–80. Слава

〈1〉

Глухой тоски тяжёлый мёд

в стихов оформился кристаллы,

но и прижизненной её

мне, видно, снова недостало.

Но не она — причина мук,

а как пример противоречья

стремится дух к засмертной, вечной,

какая вовсе ни к чему.

〈2〉

Давно уж никому неведом

живу угрюмым домоседом

и, уподобив стих свищу,

лениво к рифме мысль ищу:

смотрю, как гноя жидкий мёд,

наружу ход пробив, течёт.

Так поневоле, не хотя

живу, как в матери дитя.

Всё б ничего: и лень, и гной —

была бы смерть не запятой…

〈1967?〉

81

Уже в спокойном умиленье

смотрю на то, что я живу.

Пред каждой тварью на колени

я встану в мокрую траву.

Я эту ночь продлю стихами,

что врут, как ночью соловей.

Есть благость в музыке, в дыханье,

в печали, в милости Твоей.

Мне все доступны наслажденья,

коль всё, что есть вокруг, — они.

Высоким бессловесным пеньем

приходят, возвращаясь, дни.

〈1967 или 1968〉

82

Хорошо на смертном ложе:

запах роз, других укропов,

весь лежишь, весьма ухожен,

не забит и не закопан.

Но одно меня тревожит,

что в дубовом этом древе

не найдётся места деве,

когда весь я так уложен.

〈1967 или 1968〉

83

Погода — дождь. Взираю на свечу,

которой нет. Не знаю состоянья,

в котором оказаться я хочу,

но и скончаться нет во мне желанья.

Сплошное «нет». Как будто бы к врачу

пришёл я показать своё страданье

и вместо ааааааа я неееееет ему мычу,

и нету сил мне оборвать мычанье.

Но мы способны смастерить сонет:

сбить доски строчек гвоздиками рифмы.

На этот труд два полчаса убив, мы

не просчитались: гроб есть и скелет.

Убитый час мы помещаем в гроб

и, прежде чем закрыть, целуем в лоб.

〈1968?〉

84. А. С. Пушкин

Поле снега. Солнце снег.

Бесконечный след телеги.

Пушкин скачет на коне

на пленэр своих элегий.

Яркий снег глубок и пышен,

и сияет, и волнист.

Конь и Пушкин паром дышат,

только стека слышен свист.

Ветра не было б в помине,

не звенела бы река,

если б Пушкин по равнине

на коне б не проскакал.

〈20 января〉 1968

85. 〈Видение Аронзона〉. Начало поэмы