История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Пока в Палате шли дебаты по этому вопросу — продолжавшиеся несколько дней — шесть офицеров, прибывших из главной квартиры в Виндзоре, куда армия была переведена накануне или тотчас после завершения переговоров на острове Уайт, представили Палате свою обширную Ремонстрацию. В ней армия требовала, чтобы Палата не вела впредь никаких переговоров с королем, но вернулась к прежней своей резолюции о прекращении всяких сношений с ним и со всей поспешностью установила новый порядок управления государством. Армия также требовала, чтобы главнейшие виновники недавней смуты были преданы суду (прочие, по должном подчинении и раскаянии, могли получить прощение); чтобы был назначен твердый срок для возвращения в Англию принца Уэльского и герцога Йорка, а в случае их отказа явиться они были объявлены находящимися в изгнании изменниками; чтобы настоящий Парламент был распущен и народ мог избрать новых представителей, которые будут управлять всей нацией и защищать ее интересы; чтобы впредь ни один король не был допускаем к власти иначе, как по выбору народа и в качестве его доверенного лица, полномочия коего ограничиваются и определяются представительным собранием. В Ремонстрации присутствовали и другие ни с чем не сообразные пункты, которые именно по причине своей нелепости и неосуществимости не слишком беспокоили Парламент.

Зато Парламент чрезвычайно встревожило и даже внушило ему самые мрачные предчувствия известие о том, что какой-то офицер забрал короля из Карисбрук-касла и увез в Херст — замок, расположенный неподалеку, но в столь ужасной и нездоровой местности, что солдат тамошнего гарнизона часто приходилось менять ради их здоровья. Еще до завершения переговоров полковник Гаммонд отправил немало писем Парламенту с просьбой уволить его с поста коменданта острова Уайт и освободить от обязанности вести надзор за особой короля. По-видимому, настойчивые просьбы Гаммонда вызвали раздражение у офицеров, и на него стали смотреть с подозрением. И как только переговоры окончились (но еще до представления комиссарами отчета Палатам) Гаммонда сняли с должности и послали на остров другого полковника, и приказом овладеть особой короля и доставить его в Херст-касл.

Известие это Палата получила в разгар прений об ответе королю, после чего, отложив все споры на сей счет, коммонеры немедленно постановили, что захват особы короля, а также его заключение в качестве пленника в Херст-касл были произведены помимо их указаний и без их согласия, каковая резолюция не вызвала ни малейших возражений, ведь никто бы не посмел открыто признать, что это он дал подобное указание. Затем Палата велела составить письмо к главнокомандующему, в котором объявлялось, что распоряжения и инструкции, полученные полковником, захватившим особу короля, противны резолюциям Палаты и данным ею полковнику Гаммонду инструкциям, а потому Палате угодно, чтобы главнокомандующий отменил эти распоряжения, а начальство на острове Уайт вновь принял полковник Гаммонд. Однако главнокомандующий, не обратив внимания на их жалобы и приказы, потребовал уплаты причитавшегося армии жалованья и объявил, что если необходимые для расчета по долгам суммы не будут отправлены немедленно, то ему придется двинуть войска вперед и подойти с ними к Лондону.

Тогда же армия послала Палате новую декларацию, ставшую продолжением недавней Ремонстрации. Палата отказалась ее рассматривать, а некоторые бесстрашные члены предложили, если армия посмеет хотя бы на шаг приблизиться к Лондону, объявить, что она совершила измену, и привлечь к суду по обвинению в государственной измене ее старших офицеров. После этого главнокомандующий выступил прямо на Лондон и расположился в Уайтхолле, другие же офицеры вместе со своими частями заняли Дарем-хаус, Мьюз, Ковент-Гарден, Вестминстер и Сент-Джеймс; для удовлетворения нынешних своих нужд и ради предотвращения могущих возникнуть неудобств они велели Сити без всякого отлагательства предоставить им сорок тысяч фунтов, каковые будут немедленно употреблены для погашения задолженности Парламента перед армией. Несмотря на все эти чудовищные деяния армии, Палата общин сохраняла прежнее мужество и твердую решимость отстоять свое соглашение с королем, признав его ответ удовлетворительным — полагая своим правом и прямым долгом, даже если ответ Его Величества и не вполне удовлетворителен, принять его и приступить к водворению мира в церкви и в государстве, ибо, отклонив его как неудовлетворительный, она бы вновь ввергла королевство в войну и смуту.

Те, кто упорно настаивали на таком решении (и, вообще говоря, желали слыть сторонниками Его Величества), сочли себя ныне вправе, дабы расположить в свою пользу прочих, прибегнуть к хитрости и обрушиться на короля и на все его правление с такой яростью, какую могли бы себе позволить лишь злейшие его враги — только бы доказать, что сделанные им уступки дают средства для исправления всех упомянутых зол и что бессилие и безвластие, на которые они обрекают короля, суть твердые основания для их будущих надежд на мир и благоденствие в королевстве, ведь если королю завтра вздумается разжечь новую смуту, то он обнаружит, что его уже никто не поддерживает, поскольку сегодня он пожертвовал всеми своими друзьями, предав их во власть смертельных врагов. Прения продолжались большую часть ночи; наконец, почти в пять часов утра эти люди предложили решить, следует ли ставить на голосование соответствующий вопрос — и взяли верх 140 голосами против 104. Главный вопрос «Дает ли ответ короля на предложения обеих Палат достаточные основания для продолжения переговоров об умиротворении королевства?» был таким образом решен с полной ясностью, и голосование по нему не проводилось. Во избежание неприятных неожиданностей Палата назначила комитет для переговоров с главнокомандующим, дабы установить доброе согласие между армией и Парламентом. Между тем наступило утро вторника, и Палата объявила перерыв в своих заседаниях до следующего утра, то есть до среды.

Назначенные для переговоров с главнокомандующим члены комитета явились к нему в Уайтхолл, чтобы уже на следующее утро представить отчет Палате. Им, однако, пришлось дожидаться целых три часа, прежде чем их допустили к Ферфаксу, после чего главнокомандующий угрюмо и надменно объявил, что для доброго согласия с армией Парламенту следует одобрить ее Ремонстрацию. На другое утро у входов в Палату и у главных ее дверей были выставлены караулы из мушкетеров. Командовавшие ими офицеры имели на руках поименный список тех коммонеров, коих велено было не допускать в Палату; всех их (общим число до ста человек) останавливали, когда они появлялись у дверей, и одного за другим отсылали в Суд по опеке, где затем продержали несколько часов под стражей. Несмотря на все принятые армией меры, в Палату (по недосмотру солдат или же потому, что офицеры намеревались исключить лишь