Всё становится на места - Олли Бонс

Гляжу и замечаю столик под полосатым жёлто-белым навесом, укрытый аккуратной светлой скатертью. В плетёных корзинах на столике красуются жёлтые, зелёные и красные яблоки. Я ещё раз благодарю и направляюсь туда, по пути стряхивая с пальцев вафельные крошки.

Когда я подхожу поближе, то вижу удивительную вещь. Сперва скатерть на столике морщится и задирается, а затем одно из красных яблок само собой поднимается в воздух и плывёт под скатерть.

Кантор — невысокий человечек неопределённого возраста с веснушчатым худым лицом, тёмной копной торчащих дыбом волос и выступающими передними зубами — мечтательно смотрит вдаль, приоткрыв рот.

— Доброе утро, — говорю ему я. — У вас тут яблоки летают.

— Что? — вздрагивает он и замечает меня. — Ах да, добросердечное вам начало дня! Намереваетесь яблочек?

— Что? — переспрашиваю уже я.

— Яблочек, говорю, вожделеете? — Кантор указывает на свой товар.

— А что за сорт? — интересуюсь я. — Летающий? А то одно яблоко только что само собой улетело под прилавок, впервые вижу такое чудо.

— Насколько под прилавок? — поднимает растрёпанные брови мой собеседник, а затем наклоняется вниз и с негодованием извлекает кого-то из-под стола.

— Гастон! — от возмущения продавец яблок срывается на визг. — Ах ты ненавистный расхититель! Я ведь предуведомлял тебя, незавидный ты человек, чтобы не отваживался обнаруживаться у моих яблок! Да я тебя раскишкакаю! Я тебя исчезну со света!

Ближайшие торговцы обступают нас и тоже возмущаются. Похоже, у каждого из них есть зуб на Гастона.

Но сам вор-то каков! На нём странный наряд: правый рукав и правая штанина неровно обрезаны, и кажется, что у Гастона нет руки и ноги. Но если присмотреться внимательнее, то становится видно, что всё же есть, только они совершенно прозрачные.

А в остальном воришка выглядит как самый обычный человек лет тридцати. Он худощав, у него прилизанные тёмные волосы и усы, реденькие брови и желтоватая кожа. Светлые глаза Гастона так и шныряют по сторонам, будто он ищет, куда бы сбежать. И как только предоставляется возможность, он ужом проскальзывает между людей и припускается бегом вниз.

Народ грозит ему вслед кулаками, пока он не скрывается в переулке, а затем каждый возвращается за свой прилавок.

— Так вот, я принёс посылку от Мари, — говорю я Кантору и подаю ему свёрток.

Продавец (вернее, отдавец) яблок сияет, разворачивает бумагу с одной стороны, глядит внутрь (так, чтобы я не видел содержимое свёртка), улыбается ещё шире и подпрыгивает.

— Ты у меня дождёшься! — восклицает вдруг Кантор, хватая меня за рукав, когда я уже было собираюсь уходить, и я слегка пугаюсь. — Препоручи Мари от меня яблочки! Только закорзиню их…

Наверное, он всё же хотел сказать «Подожди», а то я уж подумал, что сделал что-то не так.

Кантор складывает яблоки всех цветов в небольшую корзинку, вручает её мне, и я отправляюсь в обратный путь.

— Слава богам! — кричит мне вслед этот странный человек.

Мари благодарит за яблоки, и едва я успеваю отнести их на кухню, как слышу грохот за дверью. Дверь открывается, и на пороге появляется Гилберт. За его спиной тележка с металлическими колёсами, в тележке наколотые дрова.

Я хочу помочь их перенести, но Гилберт отстраняет меня, говорит, я слишком нарядный для такой работы. Впрочем, он и в одиночку довольно быстро относит дрова на кухню Мари.

— Вам стоит приобрести у Йоргена рабочие костюмы, — советует хозяйка башмачной мастерской. — Раз вы здесь теперь живёте, вам нужно будет и работать.

— Я только хочу найти Теодора… — начинает было мой друг.

— А до того времени ты захочешь спать под крышей, есть и пить, — Мари не желает слышать возражений. — И новые башмаки захочешь, потому что на тебе какой-то стыд. И одежда твоя разорвана и запачкана кровью. Несколько часов работы в день — справедливый обмен. А вечерами будешь свободен, и времени на другие дела останется предостаточно. Кроме того, поверь мне, вам понравится не только брать, но и давать. Ощущать себя полезным — небесполезным — очень приятно.

— Что ж, так и быть, — соглашается Гилберт.

Затем мы подбираем рабочие ботинки (а мой друг по настоянию Мари берёт ещё и нарядные) и направляемся к дедуле Йоргену.

Тот приходит в восторг и откладывает жёлтую рубашку, над которой работал до нашего прихода. Он щупает Гилберта со всех сторон.

— Вот это фигура что надо! — восхищается портной. — Какие широкие плечи! Сразу видно, не сидишь без дела в мягком кресле, как твой друг. А ноги-то, ноги какие длинные! Да на тебе, парень, что угодно будет хорошо сидеть!

— Ему нужен невзрачный рабочий костюм, — сухо прерываю я этот поток красноречия. — И мне тоже.

— И не только рабочий! — кричит дедуля Йорген, а затем принимается кружить по комнате, срывая то одну, то другую вещь. Когда он возвращается к нам, его самого почти не видно из-под охапки нарядов.

— Вот это тебе, примерь, — суёт он мне рубашку и тёмные штаны из грубой ткани. — А вот это для тебя, — произносит он с любовью, оборачиваясь к Гилберту.

Рабочая одежда сидит на мне отлично, разве что штаны коротки, но портной утверждает, что так и нужно. Говорит, чтобы в земле не пачкались. А затем я жду Гилберта, которого дедуля не выпускает из цепких рук, пока не подбирает для него три замечательных наряда, и это не считая одежды для работы. Наконец, спустя невероятно долгое время, мы выходим на улицу, чтобы занести лишние вещи в гостиницу и отправиться работать.

Глава 15. Много, даже слишком, сделал я добра

— На выходе из города поверните направо и идите вдоль берега, — напутствует нас Теванна. — Вы уж никак не пройдёте мимо наших полей, а там у любого спросите, где Дугальд. Дуг у нас вроде главного, подскажет, на каком участке нужна помощь. Да, Гил, не стыдись сказать, что неважно себя чувствуешь для тяжёлой работы.

— Сегодня мне уже хорошо, — упрямо заявляет Гилберт.

Теванна склоняется над небольшим зеркальцем на серебряной подставке и принимается густо румянить щёки.

— Ну, как зна-аешь, — протягивает она, больше не глядя на нас.

За городом хорошо. В высокой траве протоптана тропинка, над травой кувыркаются и свистят птицы, с моря налетает порывами свежий солёный ветер. А у нас дома наступила осень.

— Интересно, как там сейчас Бартоломео с Браданом, — говорю я, пиная носком ботинка небольшой камешек. — В город они так и не пришли. Хочется надеяться, что в Клыкастом лесу с ними не случилось ничего плохого. Хотя, конечно, хороший лес Клыкастым не назовут.

Мой спутник хмурится, но молчит.

— Может быть, они