Зорагалдиум. Потусторонний мир - 1ex0

потенциал, за их невесомость и за воспоминания о человеке, который вырастил меня, обучил и сделал этот подарок. Я не удивился тому, что мой отец просто исчез, ведь, в конце концов, нам, валирдалам, всё равно приходится расставаться со своими родными. А мой отец сделал это заранее.»

Циарлий поведал нам многое о своих странствиях. Одна из историй касалась его столкновения с Анклавом, а также связанным с этим сражением против орту-аравов:

«Я тогда понятия не имел, что это за чародеи такие, и просто примкнул к ним. Поначалу всё было хорошо. Я обучался различным сферам магии. Но в один миг всё коренным образом изменилось – они начали стремительно возводить свои страшные постройки, которые отравляли небеса, а также этот мир наводнился их роботами. Механизмы бездушные и страшные. С ними никто не мог чувствовать себя уверенно. А потом ещё это клонирование. Первый мой двойник явился на свет с ошибкой, из-за чего он получился каким-то чудовищем, и его пришлось убить. Второй – с ещё большей ошибкой, из-за чего он претерпевал страшные мучения. Анклав хотел ему помочь, но тот умер в жуткой агонии. Третий клон вообще не получился. И тогда я понял, что мне с ними не по пути. Я сказал архимагу Тазику, что хочу уйти от них, но он не отпустил меня. И тогда мне пришлось бежать. Но и это не получилось. Они хотели сковать меня, но я сопротивлялся. Мои магические силы были безмерны благодаря наплечникам моего отца, так что против меня не могли выстоять и десять анклавовских магов. У нас там разразилась целая война. Я не могу их победить, но и не мог сбежать, потому что шло такое противостояние магических сил, что, если бы я отвлёкся хотя бы на мгновение, они стёрли бы меня в порошок. Но ты не поверишь, как мне удалось спастись. Орту-аравы. Они, наверное, почувствовали, какая сильная магия тут творится, и бросились со всех корней к нам. На моих глазах их лианы схватили, скрутили и сдавили всех анклавовских магов, так что они наизнанку вывернулись. Только лишь роботы эти ихние были эффективны против орту-аравов. И то некоторые ходячие растения умудрялись протиснуть свои щупальца под их броню и разломать на части. Это был мой шанс бежать. И я уж было подумал, что спасся. Как бы не так. Орту-аравы преследовали также и меня. Я отбивался от них, швыряя себе вслед различные магические эффекты. Но тем хоть бы что: ни огонь, ни кислота, ни проклятья их не берут. Лезут и лезут за мной, тянут свои лианы, пытаются оплести. Но я продолжал свой бег. Однако физической силой, как ты знаешь, чародеи никогда не отличались. Вот и я быстро очень устал, и эти растения меня, в конце концов, нагнали, так что я остановился, тяжело дыша, и принялся сражаться с ними. И знаешь, что я узнал: против них всё-таки есть одна сфера магии – воздух. Если использовать ветер как меч, то он легко отсекает их конечности. Само собой, эта магия – совсем не панацея от этих назойливых растений, однако ж небольшую поддержку они дают. Так, отбиваясь от их лиан с помощью ветряного меча, я восстанавливал силы и продолжал бег. А, когда уставал, снова брался за финта и сражался с орту-аравами. Сколько так дней и ночей происходил мой побег от них, я не знаю. Сбился со счёту. Но эти цветки готовы бежать за мной хоть всю вечность. Это я понял тогда и, наверное, пополнил копилку знаний многих валирдалов. Я, конечно, не могу понять, смеёшься ли ты надо мной, но наверняка думаешь: какой же ты, Циарлий, недоумок, раз продолжил бежать и отбиваться от орту-арава магией вместо того, чтобы просто замереть на месте, оборвав все связи с эфиром, и подождать, пока цветочный убийца не убедится, что жертвы больше нет. Да, я не скрываю своего недостатка. Но это помогло мне развить физическую форму, а также воспитать в себе бесстрашие. Наверное, потому я и решил остаться сражаться с саткарами. А так бы и бежал вместе с остальным, предпочтя наслаждаться своей беззаботной жизнью мага. В общем, убегая от орту-арава, я непрестанно посылал в магическое пространство зов о помощи. Так что, в конце концов, на него откликнулся другой валирдал, который помог мне отбиться от преследователей, так что мы успешно добрались до точки валирдации, а после покинули этот мир»

Часть 5

Был также и другой чародей, который лишь пытался казаться человеком. Но на самом деле он был другим существом – эльфом. Звали его Лермиэль. И он являлся онтоханином, то есть обладал лишь одной сферой магией – той, которой обладают все да́рлы или светлые эльфы – магией природы. Вместе с Готтлибом и Ака́ем он помогал людям отбиваться от саткаров. Его чары изменили внешность таким образом, что он был неотличим от всех остальных валирдалов как внешне, так и внутренне. Однако от нашего взора не укроется никто. И всё же в его внешности проступала эльфийская сущность. Несмотря на то, что его вытянутое лицо изображало мрачную решимость, она ему не шла. В него было заложено, что он должен улыбаться, источая свет своего родного мира и своего народа. Валирдалы нас боялись. Но этот страх был результатом разности наших сущностей. Леармиэль боялся нас сильнее, почти так же сильно, как обычные люди, потому что его сущность светлого создания жизни была ещё больше противоположна сущности тёмного порождения смерти. К нему подошёл Сетамилис и сказал:

- Ты давно скрываешь свою истинную сущность под этим обличием и достаточно продолжительное время проводишь среди людей. Это может сильно повлиять на тебя.

Тот встрепенулся оттого, что бессмертный раскусил его, однако подумал, будто бы нам не известно, к какому народу он принадлежит, а потому отвечал:

- К чему ты мне это говоришь? Я ничем не отличаюсь от них.

- Тогда разреши представиться. Меня зовут Сетамилис.

Произнеся это, бессмертный вперил свой взор в него. Но эльф ничего не отвечал и не потому, что не знал о традиции называть своё имя в ответ, а потому, что пребывал в ступоре. Просто эльфы, в отличие от людей, более чувствительны к чужой сущности. А наше изменение имён – это не просто показатель отречения от жизни. Это изменение нашей души. За каждым именем кроется какая-то история. Когда имя читает или произносит человек, он просто изрекает и воспринимает слово, ничего больше. Такие чуткие