Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

Моральный прогресс будет достигнут, если мы признаем, что морально неприемлемые паттерны действий неприемлемы вне зависимости от возраста и внешнего вида осуществляющих их людей, так как иначе мы лишь выстроим системы мести, которым тогда будут сопротивляться, к примеру, старые и молодые белые мужчины, чувствуя, что к ним относятся несправедливо. Исторические несправедливости выравниваются не оттого, что кто-то начинает неприемлемо обращаться с людьми, справедливо обвиняемыми в моральном зле.

Конечно, речь не о том, что квотирование в целом неприемлемо. Оно служит тому, чтобы с определенного момента времени осуществить выравнивание в системах, которые в прошлом привели к неприемлемому распределению ресурсов. Тем не менее отсюда не следует, что всякая человеческая деятельность может или даже должна осуществляться всяким человеком на равном законном основании.

Причина того, что членство женщин в правительстве является настоящим моральным прогрессом (как и некоторые другие недавние прорывы в фактическом уравнивании полов в правах), состоит в том, что, хоть женщины и составляют около пятидесяти процентов избирателей, в немецком правительстве они до сих пор были представлены недостаточно. Нельзя исходить из того, что женщины правят иначе, так как они, например (как некоторые могут патриархально думать) нежнее, сочувственнее и благоразумнее. Женщины так же несовершенны, как мужчины и прочие. Все люди иногда действуют морально хорошо, а иногда нет. То, что какая-то группа людей по умолчанию состоит только из святых или мудрецов, есть искажение моральных и неморальных фактов.

Моральная нагруженность

Всякая ситуация человеческого действия, прямо или косвенно касающаяся других, содержит моральные аспекты. Когда мы переходим улицу, мы обычно стараемся не задевать идущих навстречу прохожих. Стоя в очереди, мы просто так не наступаем на пятки людям перед нами. Даже в ситуации, когда творится зло, участники знают моральные правила, которые нарушают. Палач в сирийской тайной тюрьме точно знает, что он делает своим жертвам, и специально покушается на их человеческое достоинство, чтобы вызвать у жертв не только чудовищную телесную, но и душевную боль, а также невыносимый страх, максимально сломив их волю. Палач точно в курсе, что́ есть добро, но решительно обращается против него. Иначе пытка вовсе не работала бы, а была бы просто садизмом [106].

Каждый день мы неоднократно сменяем социальную систему. С утра мы, например, разговариваем со своим партнером или сожителем. Потом мы садимся в метро, участвуем в митинге, встречаемся с кем-то за обедом и т. д. Так как мы являемся социальными живыми существами, другие люди почти всегда участвуют в том, что мы делаем. Уединение в основном служит лишь временным освобождением от общественной нагрузки и уже само по себе является социально организованным и морально нагруженным. Только подумайте обо всех комплексных ожиданиях от отпуска (ключевое слово: стресс от отдыха), когда мы отходим от дел, чтобы позволить душе парить свободно от социальных тягот. Нас всегда побеспокоит кто-то еще, разговаривая в сауне, хлопая дверью или убирая полотенца для рук. Это нарушает ожидание, что отпуск должен быть совершенным. И даже посещение сауны в одиночку не в час пик таит в себе потенциал беспокойства, так как сауну всегда обслуживает кто-то еще, проверяя электронику в световых устройствах и т. д. Уйти в буддистский монастырь, чтобы помолчать в нем, тоже ничем не лучше, так как молчание всюду ритуализируется и определяется социальными правилами. Освободиться от общества и его в том числе моральных требований можно лишь частично.

Как только люди оказываются в одной социальной системе (для чего достаточно просто сидеть в одном вагоне метро), они начинают наблюдать друг за другом и формировать внутренний образ всей ситуации, чтобы создать прогноз поведения других. На этот прогноз они далее и ориентируются. Будучи человеческими животными (Menschentiere), мы чуем опасности и следим за тем, не угрожает ли нам что-то в поведении других. И, наоборот, мы также следим за тем, не возникает ли перспектива дружеской встречи или, по крайней мере, удается ли поддерживать нейтральную атмосферу.

В метро можно флиртовать, что, разумеется, почти всегда неуместно, потому что практически во всем мире правила этикета в метро требуют вести себя так, будто бы других вокруг нет, и при этом лишь тайно и осторожно наблюдать за ними. Тот, кто пытается завязать явные социальные контакты в метро, действует назойливо.

Такие описания имеют силу вне культурных рамок. Где бы мы ни сидели в метро, будь то в Штутгарте, Мумбаи или Лондоне, участвующие люди будут координировать свои действия, благодаря чему не всякая поездка в метро приводит к состоянию, напоминающему гражданскую войну. Человек почти во всех обстоятельствах миролюбив, но чаще всего неявно представляет угрозу возможного насилия, из-за чего все держатся друг с другом отстраненно и с помощью вежливости отвлекают внимание от того факта, что все могли бы наброситься друг на друга.

Человеческая социализация осуществляется посредством взглядов, жестов, телесного контакта или его избегания, а также, разумеется, языка. Коль скоро существует какая-то социальная система, ее участники могут испытывать ее моральное содержание. Мы чувствуем нормативность, согласованные друг с другом ожидания, благодаря которым мы понимаем, что что-то мы должны делать, а от чего-то — воздерживаться. Нельзя прийти к моральному познанию, не сочувствуя другим и не испытывая ожиданий, которые формируют совместную, разделяемую ситуацию.

В целом, нормативность — это не что иное, как то обстоятельство, что мы чувствуем (и тем самым признаем), что что-то мы должны делать, а от чего-то — воздерживаться. Норма — это специфическое предписание, которое подразделяет паттерны поведения на то, что до́лжно делать, и то, что делать не до́лжно.

Не все нормы — моральные, и не все нормы существуют объективно. Нормы немецкого судопроизводства можно нарушить, не совершив моральную ошибку. Тот, кто передвигает шахматную фигуру не по правилам, нарушает правила шахмат, что еще далеко не моральная ошибка. Некоторые нормы, например этикет за столом, являются лишь контингентными правилами. Существуют социальные нормы, которые не имеют никакого морального значения и устанавливаются людьми, чтобы, например, скоротать время. К ним относятся, к примеру, тривиальные социальные игры и small talk[107] — хотя и то и другое подчиняется правилам, за их нарушение не предусмотрено серьезного наказания. Таким образом, не все нормы открываются, некоторые могут отчасти устанавливаться произвольно и становиться предметом исследования социальных наук.

Разумеется, всякая ситуация человеческого действия, в которой участвуют другие, содержит моральные компоненты, для которых у нас есть сложная сенсорика, которая возникла отчасти в ходе миллионов лет эволюционной адаптации