Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3 - Василий Васильевич Рязанов

для остановки крови при порезах, галифе, кобура, полевая сумка, планшет, перчатки-краги, летный шлем… Куртка, например, меховая, английских королевских ВВС, с короной на «молнии», в которой Василий Георгиевич на многих фронтовых фотографиях, тоже утеряна. Надо было отдать ее в музей. В детстве, помню, я ее пару раз одевал. Она, в самом деле, была красивая, удобная, легкая, теплая. И отец ее, наверное, любил, если он в ней запечатлен. Еще, помню мальчишкой, лет 12, я вышел в ней во двор, а парень постарше, дворовый авторитет, когда все ребята стали ее восхищенно осматривать, сказал: а вот на воротнике, на ярлыке, тоже с английскими надписями и, возможно, с короной, – сейчас уже не помню, – темные полосы, – он сказал, что это от грязной шеи. Я тогда нашелся и ответил верно: дескать, на фронте не всегда было время мыть шею. И вместо музея она бесследно затерялась после того, как я отдал ее сыну, а потом ее носила мать сына, а потом, когда он из нее вырос, она и исчезла, – по версии уже ее матери, съела моль. Я тоже расстроился, но не смертельно.

Уже через немалое время после войны, когда многие ветераны гордились своим военным прошлым, мама скептически относилась к их прославлению военных подвигов, говоря, что только себя и пытаются хвалить. Она знала цену военным заслугам, сама была очень скромным человеком, никогда не носила свои ордена и только по праздникам по настоянию других иногда одевала колодки. По поводу же своих воспоминаний, записанных мной, сказала, что все было совсем иначе. Многие помнили ее заразительный искристый смех в молодости. Она до 16 лет жила в Кропоткинском переулке рядом с музеем Кропоткина, в квартире, оставленной ей с ее мамой ее отцом. Ему принадлежала раньше вся большая пятикомнатная квартира, от которой им осталась одно большая комната, где она и выросла. После войны бабушка и эту комнату отдала. Мама была хрупкой, но очень сильной женщиной. В какой-то мере маме помогала репутация отца. Те, кто его знал, знали и его честность, порядочность, правдивость. Не только уважение к памяти известного человека, но и чувства обязанности, почитания, морального авторитета распространялись и на маму. Однако у нее была и своя собственная высокая репутация. Ее отец был дворянином, офицером. И понятие чести передалось ей генетически. Она органически не переносила неправды, неуважения, отсутствия этических критериев. Где бы она ни работала, все она делала исключительно добросовестно, как правило, перерабатывая и не требуя никаких наград и доплат. Скромность ее была, на мой взгляд, чрезмерной. Ее везде уважали и ценили. Все, кто ее знал: на работе, в совете ветеранов, просто знакомые, относились к ней с огромным уважением. Она была готова поступиться материальным – деньгами, чем-то еще, лишь бы поступать честно, достойно, правдиво.

Рязанову обязаны жизнью многие летчики и тысячи, наверное, наших солдат, которым эти летчики помогали. Ветераны войны, сражавшиеся на одном фронте с Рязановым, принимавшие участие в одних операциях, долго хранили благодарность, наверное, не только ему, а всему коллективу 1-го гшак: героическим летчикам, связистам, управлению и другим. Но тогда заслуги корпуса персонифицировались в Рязанове. Да и его ведь во многом заслуга в организации работы корпуса, воспитании, учебе его бойцов.

Очень многое говорит о гибкости мышления Рязанова. Его разум очень тонко, быстро и четко взаимодействовал со сложной средой. Его ум внедрялся в среду, чувствовал и предвидел тренды, тенденции. Он не боялся принимать решения в условиях неопределенности, принимая на себя ответственность за последствия своих решений. Это было опасно. Но жизнь вообще опасна. В критических ситуациях очень важно выйти за рамки, перевести стрелки, поступать оригинально, нестандартно.

Рязанов обладал такого рода, нелинейным, как он сам говорил, мышлением. Сейчас можно только предполагать, что имел в виду Василий Георгиевич, говоря о нелинейности. Позже, в 70-е годы 20-го века стало понятно, что именно нелинейные слагаемые в уравнениях для физических величин приводят к появлению новых эффектов и структур, к созданию нового. Но нелинейности и ограничивают пределы предсказуемости. Одинцов стал генерал-полковником, перерос своего учителя. И должности занимал повыше, командуя, например, авиацией Московского военного округа. Тогда ему приходилось катапультироваться из терпящего бедствие самолета. Правда, неизвестно, кем бы стал Рязанов в возрасте Одинцова. Генерал Одинцов стал и писателем, написав несколько книг, и общественным деятелем, возглавляя, например, Всемирный Народный Русский Собор. Генерал Рыбалка, бывший истребитель, уверен, что Рязанов стал бы, как минимум, министром обороны. Одинцов нес знамя Победы на параде к ее 50-летнему юбилею. На 100-летнем юбилее Рязанова Одинцов, уже с большим стажем командования, говорил, что самое главное в командирской деятельности Рязанова это неординарность мышления и смелость принятия решений. Кроме этого, Рязанов дал ведущим свободу выбора боевых порядков, разрешил видоизменять решения по обстоятельствам. А это сложный вопрос, – задумчиво говорил Одинцов. Все это, но, в первую очередь, замечательные особенности мышления командира корпуса, и привело к тому, что корпус стал ведущим, образцовым, – со знанием вопроса рассказывал Одинцов.

Сам Одинцов в своей книге «Испытание огнем» много страниц уделил борьбе с приказной, но консервативной тактикой, которая, видимо, принесла немало огорчений ему и его товарищам в 41-42 годах, до того, как они попали в 1-й шак. В случае неудачи нарушение приказа – прямая дорога в трибунал. Так что Рязанов, разрешая менять тактику ведущим, рисковал головой. Значит, он верил в успех, в мастерство, силу и волю своих ведущих, в эффективность творческого подхода, а не слепого повиновения. Действительно, нельзя одним приказом охватить все многообразие возникающих непредвиденных ситуаций в сложнейших сражениях. И ценой жизни командира были бы сотни других спасенных жизней летчиков, пехотинцев, танкистов.

И, хотя Василий Георгиевич был дважды Героем, но главным его достоинством были не Звезды на груди, а внутренняя сила: доброта, внутренняя культура, любовь, сопереживание, бескорыстие, красота души. Главными в его наполненной, но быстротекущей жизни были не армия и авиация, как он думал перед войной, не семья и дети, как он, видимо, полагал незадолго до смерти, и, конечно, не возможные политические карьерные перспективы или его награды. Главным было все-таки нечто тайное, незримое, за что, надеюсь, ему воздастся. Может, это его душа, явленная миру, может, его честность, правдивость и порядочность. Может, бескорыстие, как у его сына Миши, самоотверженность, отзывчивость, верность. Кто знает…

Василий Георгиевич, мысля глобально, в условиях неопределенности принимал здравые решения. Он мог предсказывать и создавать новое, действуя активно в зависимости от ситуации. В обстановке единства со средой, с управляемой организацией, он творил мир, соответствующий внутренним тенденциям среды и своим возможностям.