ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова

глубине, на дне большого и белого

арктического безмолвия начинают звучать русские голоса:

поначалу – тихо и как-то несмело, но

постепенно всё громче, в них ещё чувствуется печаль —

«мы так долго молчали» – шестерёнки веков поскрипывают,

словно кто-то достал из серванта пыльный хрусталь

и накрыл на стол, и при этом украдкой всхлипывает:

ведь придут – не все,

доживут – не все,

доползут – не все.

И зияют места пустые бойниц глазницами…

Смерть по Русскому полю катится на чёртовом колесе

между школами и больницами

Мелитополя, Харькова, Горловки – напролом —

в обожжённые руки раненого Мариуполя,

но уже расцветает радость над тем столом

золотым Воскресенским куполом.

И стоит, лепестки роняя, вишнёвый сад.

А его поливают «Градом», взрыхляют пушками…

И зияют места пустые, как двери в ад —

но садятся за стол меж нами Достоевский с Пушкиным,

и смеётся Бродский, и Лермонтов снова юн,

прибывают люди, гудит, оживая, улица,

открывают окна: «Тсс, Высоцкий коснулся струн!» —

Пётр Ильич благосклонно молчит и на солнце жмурится —

«Да и Бог с ней!» – пусть у ног окурком корчится чёрная полоса

и под визг снарядов срывается в междометия…

Но звучат всё громче, звучат всё крепче – русские голоса.

И уже не гаснет Вечный огонь бессмертия.

Танки

Есть на свете не связанные сюжеты,

Просто разные повести.

У дороги мальчик дежурит где-то

В Курской области.

Он встаёт пораньше, на завтрак манка,

И бежит на улицу —

Посмотреть, как тянутся к югу танки,

И на солнце щурится.

Там, в котлах, южнее от той обочины,

В запорожской пропасти

Танки сходятся, раскурочены,

Воздух рубят лопасти.

И такой же мальчик не спит в объятиях

Ночи угольной,

Распростёртой над городом Богоматери —

В Мариуполе.

Небо жжёной сползает кожей,

Кровоточит язвами.

Есть сюжеты – внешне вроде похожи,

Но никак не связаны.

Он домой приходит, на ужин каша,

Мама улыбается.

И Алёша спрашивает: как там наши?

– Возвращаются.

Шторы из гобелена

Шторы из гобелена

Качаются на ветру.

Правда и впрямь нетленна.

«Я никогда не умру», —

Твердит восьмилетний мальчик,

Уши зажав. Огонь!

Бабушка вдруг заплачет,

Тронув его ладонь.

Мертвенно бледны лица,

Словно на похоронах.

Что там решит столица?

Где там моя страна?

Время стоит в окопах

Стылой гнилой водой.

Эх, погоди, Европа,

Свидимся вновь с тобой!

Так же, как в сорок пятом —

Будешь нас, стерва, ждать?

Мальчик шепнёт медбрату:

«Рано мне умирать».

Шторы горят недолго.

Бабушка смотрит вверх.

Но не мигает только…

Боже, помилуй всех.

Лучший человек

Нашим людям, не дождавшимся

прихода русской армии,

посвящается

О том, когда мы встретимся с Тобой,

Молчат дожди и огненные клёны.

Молчит и та ограда за рекой,

Где лучший человек Твой похоронен.

Он жил здесь, пел здесь, на реку ходил,

Считая дни до нашего прихода, —

Когда февраль, суровый командир,

Почти седой, дворянская порода,

Расставил пушки по углам доски,

Раздал штыки и укрепил редуты…

И смерть пустил по лезвию реки —

На пьяный хутор малоросской смуты.

Он не дождался, лучший человек.

Пока снаряды стаями летали,

Он тихо лёг на подпалённый снег

И воспарил в неведомые дали.

Прости же нас за то, что не смогли

Бесстыдный срок мы проскочить по встречке

И что чинились наши корабли

И наши танки чилились на печке.

И пусть теперь горит теплоцентраль

И в пепел бьются армии, смыкаясь, —

По всей Земле раскинута печаль:

Прости. Мы опоздали. Каюсь, каюсь.

«Белое солнце пустыни…»

Белое солнце пустыни

Белого пуха белей.

Тело убитое стынет

Долго в тени тополей.

Пыльный донецкий придаток,

Сирый июльский пустырь.

Батюшка, собран и краток,

Сипло читает Псалтирь.

Тело, накрытое тряпкой, —

Скоро его увезут.

Смята убогая грядка,

Сочной травы изумруд.

Все разойдутся по норам —

Кто воевать, кто реветь.

Южный расстрелянный город

Вновь попирает смерть.

Каждый прибудет на праздник

В смертном своём колесе.

Солнце горит и не гаснет,

Русское солнце над всем.

Миша

Мальчику, погибшему

при обстреле Донецка 14.06.2022,

посвящается

Миша,

надеюсь, ты слышишь.

Здесь каждая вишня, каждый двор —

Горем непоправимым дышит:

Расстрелян в упор.

«Градами»… Город топорщит крыши,

Но не спасает – летит снаряд.

Ты рос под эту музыку, Миша,

Восемь отчаянных лет подряд.

Ничего, Миша,

вечность всё примет…

Небо обнимет

Крепко его…

«Миши нет дома! Он с мамой вышел…»

Тише.

Работает ПВО.

«Она сегодня не та, что вчера…»

Она сегодня не та, что вчера,

Она лежит на мостовой без ноги.

Вокруг стоит такая жара,

Как будто Бог печёт из нас пироги.

Москва далёко, Киев вот он, летит

Снарядом HIMARS точнёхонько в цель.

Нога на солнце будто льдина блестит,

И голубеет вен подкожная гжель.

Владимир-князь, ты на кого бросил нас,

Крестив однажды, словно братьев