Жар-птица - Андрей Владимирович Козырев

повторял изгибы русла и пролегал между высокими стенами гор. Слева была таджикская, а справа — афганская территория. Мне были ясно видны афганские деревушки и через каждые три-пять километров опорные пункты боевиков с артиллерийскими орудиями и зенитными пулемётами.

— Не беспокойтесь, я здесь часто летаю и знаю каждый поворот. Это достаточно безопасно, — сказал пилот.

— Я вижу, что вы настоящий мастер. Мы движемся грациозно, как птицы, — ответил я. — Но у меня вопрос: знают ли афганские бойцы по ту сторону границы, что их командир гарантировал нам безопасность?

— У них есть своя система связи. Допотопная, но она работает. Мы сообщаем им, что наши полёты им не угрожают, и они обещают не нападать. Конечно, с этими людьми никогда нельзя быть ни в чём уверенным, но намного более опасны бойцы, которые могут оказаться на таджикском берегу. Там есть группы, которые только что перешли границу или готовятся к переходу. Они могут не владеть информацией. Поэтому я всегда веду вертолёт посередине реки и предпочитаю лёгкую машину. У нашего вертолёта, в отличие от бронированных монстров, кабина стеклянная, и сразу видно, что на борту четыре безоружных человека.

Это были все гарантии, которые он мог дать. Понимая мои сомнения, он как-то виновато улыбнулся. Пилот подтвердил свой профессионализм, и мы без происшествий долетели до места встречи. Подробностей разговора с этим полевым командиром я, честно говоря, не помню. Кажется, он сказал, что видел меня по телевизору. Так часто бывало во время встреч с боевиками в зонах конфликтов. Похоже, телевизионная известность прибавляла мне веса в их глазах и, возможно, даже спасала мне жизнь. Им явно льстило знакомство с телезнаменитостью, которым можно потом похвастаться перед семьей или друзьями. Понятно, что для этого живая знаменитость должна мелькать на экране, а не лежать на кладбище. Эта логика была мне понятна, и я никогда не отказывал моим собеседникам в совместном фото, когда они о нём просили.

Оказавшись в более безопасной обстановке, я мысленно вернулся к ситуации на границе и подумал: почему бы не подписать соглашение о совместном контроле над границей с центральными властями в Кабуле, какими бы они ни были. Россия унаследовала там советское посольство. Но посол с небольшим персоналом не смог бы добиться больших результатов. Нашим дипломатам нужна была помощь на политическом уровне, чтобы их воспринимали не как представителей Советского Союза, развязавшего в недавнем прошлом кровавую войну.

Я попросил своих подчинённых начать подготовку к моему визиту в Кабул.

Афганистан

Была для посещения Афганистана и другая причина — освобождение военнопленных, оставшихся здесь после ухода советской армии. По различным оценкам их насчитывалось несколько сотен. Их возвращение было важной гуманитарной задачей, которой занимались сначала советские, а потом российские дипломаты и несколько неправительственных организаций.

На практике почти ничего сделать было нельзя. В Афганистане не оказалось стороны, с которой можно было договариваться, а точнее — таких сторон оказалось слишком много. Президент Бурхануд-дин Раббани и премьер Гульбеддин Хекматияр признавались на международном уровне, но при этом у каждого была своя армия, иногда между ними вспыхивали стычки. На вопрос о военнопленных официальные власти отвечали, что какого-то одного места, где бы они содержались, нет. Пленные находились у разных полевых командиров, которые держали их для обмена на афганских военнопленных. Они вроде бы до начала девяностых находились в заключении где-то в Сибири. Подтверждения этим фактам не было.

Некоторые представители афганских властей говорили, что полевые командиры якобы уже освободили какое-то количество русских за выкуп, который частным образом заплатили их родные и друзья. Другие источники утверждали, в Афганистане военнопленных нет, потому что немногочисленные русские, которые остались в живых, давно добровольно приняли ислам, поменяли имена и не хотят возвращаться в Россию.

Как бы там ни было, нам удалось договориться о возвращении в Москву нескольких человек. Вицепрезидент Александр Руцкой встречал их в аэропорту при большом стечении прессы и заявил, что их возвращение — исключительно его личная заслуга. Я сознательно уклонился от участия в церемонии, и интуиция меня не подвела. После того, как Руцкой по-отечески обнял вернувшихся солдат и чуть не обронил слезу по случаю их спасения, они прямо в аэропорту заявили журналистам, что стали правоверными мусульманами и хотят вернуться на свою новую родину — в Афганистан.

Тем не менее проблема военнопленных оставалась в центре внимания общественного мнения и требовала дополнительных усилий, хотя бы для того, чтобы удостовериться: сделано всё возможное для спасения людей. Афганское правительство понимало остроту проблемы и эксплуатировало её, чтобы добиться от нас политических уступок. Так, президент Раббани пообещал нашему послу, что, если я совершу официальный визит в Кабул, мой самолёт сможет вывезти в Россию четверых пленных.

Первой остановкой на пути в Кабул был Ташкент, столица Узбекистана. Этой стране принадлежала ключевая роль в Центральной Азии. Этнические узбеки составляют большинство в северных областях Таджикистана и Афганистана, и в обеих странах образуют весьма влиятельные сообщества. Существовавший в Афганистане Северный альянс, который объединял этнических узбеков, был своего рода государством в государстве с вооружёнными силами, имеющими в своём распоряжении танки, артиллерию и другую военную технику, оставленную советскими войсками. Считалось, что Северный альянс получал существенную поддержку деньгами, боеприпасами и запчастями от Узбекистана и других новых независимых государств.

В Ташкенте у меня был конфиденциальный ужин с президентом Узбекистана Исламом Каримовым. Из разговора я понял, что он обижен на российского президента, который как будто забыл про него и оставил его одного разбираться с региональными проблемами. Отчасти это было верно: Ельцин не имел вкуса к дипломатии на постсоветском пространстве. Он предпочитал общаться с лидерами новых независимых государств в групповом формате, например на саммитах СНГ, и избегал личных встреч. Правда, в рамках таких саммитов российский президент, как правило, находил время для двусторонних переговоров с коллегами из Украины и Казахстана. Это раздражало не только Каримова, но и других республиканских лидеров, которым нужна была публичная поддержка России.

Я сделал всё возможное, чтобы заверить президента Узбекистана, что Ельцин высоко ценит отношения с ним, рассчитывает на его мудрость и готов всемерно помочь в решении проблем, вызванных хаосом в Таджикистане. Мы согласились, что в жизненных интересах России и Узбекистана прекратить эту войну. Я пообещал координировать с ним наши шаги в регионе и не предпринимать ничего, что могло бы повредить узбекским интересам. Он в ответ заверил меня, что будет соблюдать территориальную целостность Таджикистана. Хотя потом и случались отступления от этих обещаний с обеих сторон, в целом наши договорённости сыграли немаловажную роль для стабилизации в регионе.

На