Газовый убийца. История маньяка Джона Кристи - Кейт Саммерскейл

– Да, – сказала она. – Я познакомила Малони с ним. Она была в пабе с моряком, и я ее представила.

Прокурор попытался успокоить ее: «Вам нет нужды расстраиваться», – но Морин продолжала плакать. Когда ее показания выслушал суд, сотрудница полиции вывела ее из зала.

После слушаний Кристи вновь отвезли в тюрьму Брикстон. До передачи дела в Олд-Бейли предстояло провести еще два заседания в магистратском суде, которые были назначены на две грядущие среды подряд.

В своем заявлении в полиции Морин Риггс выразила презрение к Кристи. Она вспоминала о нем как о жалком и ничтожном шарлатане. По ее словам, он лишь притворялся, что между ними есть отношения. Увидев его на улице, она назвала его обманщиком и потребовала деньги, которые тот ей задолжал, а также принадлежащие ей фотографии. Все это не предавалось огласке. По совету генерального прокурора, который инструктировал государственных обвинителей о том, какие элементы показаний в полиции следует использовать, в суде не было упомянуто о фотосессии женщин с Кристи в обнаженном виде3. Возможно, прокурор не хотел выносить в общественное поле еще более неприглядные факты.

После показания Морин в Клеркенуэллском магистратском суде генеральный прокурор отметил для обвинителей, что она может оказаться нежелательным свидетельницей на суде над Кристи, поскольку при даче показаний магистрату впала в «некоторую истерику», испытывая чувство вины и скорби.

* * *

В записках, составленных для Роя Артура, который потом передал их Гарри, Кристи утверждал, что «неведомая сила» заставила его убить жену4. Он по-прежнему настаивал на том, что задушил Этель из милосердия, хотя теперь признавал, что ее смерть открыла ему возможность убивать и других. «Случай с моей женой, – так он описывал ее убийство, – просто устранил единственное препятствие. Когда ее не стало, все это, казалось, снова вышло на первый план». Эта фраза, похоже, подтверждает, что Этель была не первой его жертвой.

Кристи подчеркивал свое доброжелательное отношение к животным. В 1941 году, служа в полиции, он увидел, как мужчина в переулке бьет собаку палкой.

– Хотя я был при исполнении, – говорил он, – я схватил мужчину и ударил его кулаком.

Однажды он присматривал за больной кошкой Ньюманов из дома одиннадцать на Риллингтон-плейс, и, хотя ветеринар вынес вердикт, что ей уже нельзя помочь, он выхаживал ее до последнего.

Кристи продолжал отрицать, что убил Берил Эванс. По его словам, убить ее было бы ему «физически невозможно». В ноябре 1949 года его мучили такие сильные боли в спине, что он «передвигался ползком».

Он немного вспоминал события прошлого. Когда ему было около восьми, его привели посмотреть на тело дедушки, уложенное в гостиной. «Помню, я ничуть не волновался и не переживал, – писал он. – Всю свою жизнь я никогда не испытывал страха или ужаса при виде мертвеца. Напротив, я видел их множество, и они вызывали у меня интерес и восхищение».

Кристи утверждал, что и сейчас чувствует похожую отстраненность, когда читает заметки о своих убийствах в газетах, доставляемых в тюрьму Брикстон: «Это просто не похоже на меня. Я ничего не помню об этом. Просто не могу в это поверить». Однако некоторые воспоминания об убийствах возвращались к нему. Он смутно помнил, что завернул тело Кэтлин Малони в одеяло, чтобы его было легче переложить. Эта идея пришла к нему, потому как он вспомнил, что именно так Тим Эванс завернул свою жену после ее убийства – однако Кристи добавил: «Но я не связывал их, как он».

Правда ли Кристи вдохновился примером Тима Эванса? Или это была уловка, чтобы объяснить сходство в том, каким образом были совершены и скрыты эти два убийства? Гарри все ближе подходил к мысли, что Кристи задушил Берил Эванс, чтобы удовлетворить свою страсть к сексуальным извращениям, а затем заставил замолчать дочь, убив и ее.

* * *

Гарри договорился о встрече с Агнес Проберт, матерью Тима Эванса, которая по-прежнему верила в невиновность своего сына5.

Первый муж Агнес, перевозчик угля в Мертир-Вейл, бросил ее с дочерью Эйлин незадолго до рождения Тима в 1924 году6. Затем Агнес вышла замуж за Пенри Проберта, от которого родила вторую дочь, Морин, и в середине 1930-х годов семья переехала из Уэльса в лондонский район Ноттинг-Хилл. Дети воспитывались в католической традиции. Тим страдал от туберкулезных инфекций и воспалений, а в восемь лет порезал ногу об осколок грязного стекла и пропустил так много занятий в школе, что едва мог читать и писать.

Тима не призывали в армию во время войны из-за слабого здоровья, но он служил в отрядах местной обороны и водил грузовик министерства авиации. По словам Агнес, когда Тим с Берил поженились в 1947 году, то жили с ней, ее мужем и дочерями на Сент-Маркс-роуд, платя два фунта в неделю за питание и проживание. Тим зарабатывал около семи фунтов в неделю водителем фургона, включая сверхурочные.

В 1948 году супруги вместе с дочкой переехали на верхний этаж дома на Риллингтон-плейс, однако Агнес по-прежнему виделась с Берил почти каждый день. Она чувствовала ее такой же родной для себя, как если бы это была ее собственная дочь. Иногда она тайком давала Берил деньги и помогала ей по хозяйству. Агнес отзывалась о своей невестке как о плохой домохозяйке – та готовила для Тима лишь одно горячее блюдо в неделю, в воскресенье; ему приходилось самому стирать рубашки и носки; она позволяла грязной посуде скапливаться у раковины, а пустым молочным бутылкам – под раковиной.

Тим с Берил купили кое-какую мебель в рассрочку, но их комнаты выглядели обшарпанными. Берил жаловалась, что фундамент дома просел настолько, что посуда скатывалась с кухонного стола. Иногда она жаловалась и на Реджа Кристи, их соседа снизу: по ее словам, он еле передвигал ноги, издавая шум. Однако с Кристи она была достаточно дружелюбна. Иногда она отдавала им свою порцию сахара, так как не подслащивала чай, а они разрешали ей ставить коляску Джеральдины в их гостиной.

Берил оставляла Джеральдину с Этель Кристи или с родственниками Тима, пока сама работала по сменам за прилавком магазина у станции Лэдброк-Гроув, а Агнес иногда присматривала за девочкой по вечерам. Она обожала Джеральдину, это была ее единственная внучка.

Агнес рассказывала, что поначалу Тим и Берил были в хороших отношениях, хотя иногда ссорились из-за денег. Однако в июле 1949 года в их браке появилось напряжение, когда Берил рассказала Тиму, что ее поцеловал художник, украшавший магазин, где она работала. Агнес отчитала ее:

– Дурочка! Зачем ты ему