Русский агент Аненербе - Дмитрий Шмокин

— прогремел голос в моей голове. — Миллионы погибнут в огне войны, которая охватит весь мир. Дважды пламя поднимется над землёй, и дважды человечество будет стоять на краю гибели».

Видения продолжались, показывая странные механизмы разрушения — танки, превосходящие размерами всё, что я когда-либо видел; корабли, способные уничтожить целые города; и затем — финальный ужас: грибовидные облака, поднимающиеся над руинами, испепеляющие всё живое, оставляющие после себя лишь тени там, где секунду назад были люди.

Я почувствовал вкус пепла во рту, жжение в лёгких, агонию обожжённой кожи. Я ощутил коллективное горе миллионов — матерей, потерявших детей; детей, ставших сиротами; народов, стёртых с лица земли.

Я упал на пол, чувствуя, как изо рта течёт вязкая жижа, мои руки покрыла чёрная зловонная слизь…

«Вот что ждёт мир, если равновесие не будет восстановлено, — продолжал голос. — Тьма поднимается с Запада. Она уже здесь, в сердцах людей, жаждущих власти и готовых принести в жертву миллионы жизней ради своих амбиций».

Затем видения внезапно прекратились. Я обнаружил себя стоящим на коленях на каменном полу храма, задыхающимся, с лицом, мокрым от слёз. Моё тело сотрясала неконтролируемая дрожь, а в голове пульсировала мучительная боль. Я всё ещё ощущал эхо того ужаса — тошнотворный запах горящей плоти, крики умирающих, отчаяние выживших.

Оракул смотрел на меня сверху вниз, но теперь его глаза снова стали человеческими.

— Теперь ты понимаешь, почему должен найти Чинтамани, — произнёс он уже обычным, но бесконечно усталым голосом. — Не ради власти или знания… Слушай внимательно, ибо скажу это лишь однажды. В долине Лунгта, где молитвенные флаги трепещут на ветру, ты встретишь проводника. Не человека — снежного барса с отметиной в форме полумесяца на лбу. Он появится на рассвете третьего дня твоего бдения и поведёт тебя путями, не отмеченными на картах.

Я задержал дыхание, боясь пропустить хоть слово.

— Следуй за ним без страха и сомнений, даже когда путь покажется невозможным. Он приведёт тебя в Пустынную Долину Камней — место, где звёзды касаются земли. Там, среди осколков древних небес, ты найдёшь Чинтамани — камень исполнения желаний и ключ к вратам Шамбалы.

Оракул вздрогнул, словно от внутренней борьбы, и продолжил уже тише:

— Но помни, Франц Тулле: ключ открывает дверь, но не гарантирует прохода. Чинтамани откроет врата лишь тому, кто сможет смотреть сквозь иллюзии собственного ума. Это испытание, а не дар.

Тело медиума обмякло, он тяжело опустился на сиденье. Когда он снова поднял взгляд, его глаза были уже не столь яркими — божество начало покидать своего носителя.

— Одни ищут Шамбалу всю жизнь и не находят, другим она открывается, когда они давно перестали искать, — прошептал оракул затухающим голосом Дордже Драгдена. — Таков парадокс пути. Иди теперь, западный человек. Твоя судьба начертана, но не предопределена.

Медиум покачнулся и упал без сознания. Монахи бросились к нему, поднимая его безвольное тело.

Я же остался на коленях, пытаясь осмыслить увиденное, понять, как один человек может что-то изменить перед лицом такого всеобъемлющего ужаса. Впервые с начала своих поисков я почувствовал не только жажду приключений и знаний, но и тяжесть миссии, возложенной на мои плечи. Руки дрожали, сердце колотилось в груди. По лицу текли слёзы — не радости или облегчения, но глубокого осознания ответственности, которую я только что принял на себя.

Когда я встал, оракул лежал, уткнувшись лицом в пол, неподвижный, с закрытыми глазами — всего лишь человек, смертельно измученный присутствием божества.

Транс закончился. Монахи спешили к медиуму, чтобы помочь ему восстановить силы.

Я стоял, сжимая в руке белый хадак, мысленно выстраивая план путешествия в долину Лунгта, где среди молитвенных флагов буду ждать появления своего мистического проводника — снежного барса, который приведёт меня к Чинтамани и вратам сокрытого королевства.

Я не мог сказать точно, сколько времени прошло с момента, когда покинул храм. Видение, показанное оракулом, всё ещё преследовало меня, словно выжженное на внутренней стороне век. Я брел по горной тропе, будто в полусне, с тяжестью осознания, что мои поиски теперь значили гораздо больше, чем просто личная авантюра или задание рейхсфюрера.

Вершины тибетских гор окружали меня, величественные и безмолвные. Лишь тихий шелест ветра и скрип снега под ногами нарушали тишину. Разреженный воздух обжигал лёгкие с каждым вдохом, придавая бодрости, поэтому я почти не замечал физического дискомфорта. Разум всё ещё пытался охватить масштаб той угрозы, что показал мне оракул.

К закату, когда солнце почти скрылось за горизонтом, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно обернувшись, я увидел на заснеженном выступе, в пятидесяти шагах от себя, снежного барса. Очень крупного, с дымчато-серой шерстью и пронзительными глазами цвета льда. Животное смотрело прямо на меня, не выказывая ни страха, ни агрессии — лишь непостижимое спокойствие, странное для дикого хищника.

«Это невозможно», — подумал я. Снежные барсы были настолько редки и скрытны, что даже опытные охотники могли прожить в горах всю жизнь, так и не увидев ни одного.

Барс встал и сделал несколько шагов вниз по склону, затем остановился и снова посмотрел на меня, словно ожидая.

— Ты хочешь, чтобы я следовал за тобой? — спросил я, чувствуя нелепость от разговора с диким животным.

Барс моргнул и снова двинулся вперёд.

Я вспомнил слова монаха в храме: «Чинтамани найдёт способ привести тебя к себе». Возможно, это был знак? В конце концов, я уже давно потерял надежду найти конкретный маршрут по тем туманным указаниям, что получил в храме.

— Хорошо, я иду, — выдохнул я. — Веди, куда должен.

И пошёл по тропе призрака.

Следующие часы превратились в странное путешествие. Время словно остановило свой ход. Снежный барс никогда не подходил слишком близко, но и не исчезал из виду. Он вёл меня по тропам, которых не было ни на одной карте, через перевалы, где, казалось, никогда не ступала нога человека. Всю дорогу я разговаривал с ним, но в ответ — лишь молчание.

— Ты ведь не настоящий, верно? — спросил я. — Или, по крайней мере, не совсем.

Но мой молчаливый спутник оставался верен себе — барс отвернулся, словно эти вопросы были недостойны ответа.

Наступила ночь. Я разбил лагерь, а барс сел на ближайшей возвышенности, наблюдая за мной, словно охраняя. Иногда мне казалось, что сквозь шкуру животного просвечивает лунный свет, будто мой безмолвный проводник был соткан из снега и воздуха.

Утром мы достигли места, где горы расступались, образуя небольшую долину,