Красивый. Родной. (не)Мой - Галина Милоградская

— Они тоже моя семья, — цежу, едва сдерживаясь. Охуевший мужик. Своих детей пусть растит, а чужих не смеет трогать!

— Ты реально так считаешь? — усмехается, а у меня кулак чешутся вмазать. — Смирись, они к тебе не вернутся. — Он наклоняется ближе, смотрит в глаза. — Я их не отпущу.

Рука против воли взлетает. Вцепляюсь в воротник белого халата, стискиваю зубы. Он даже не дрогнул, продолжает смотреть, как ни в чем не бывало.

— А это мы ещё посмотрим.

— Какой же ты жалкий мужик, Максим. Как собака на сене. Алина уже сказала тебе «нет», думаешь, я не знаю? — Артур вдруг меняется в лице, злобно тянет: — Я за каждую её слезу, что по тебе, мудаку, пролила, убивать готов. Медленно на кусочки резать. Поверь, со скальпелем обращаться умею, будет больно. Очень, очень больно.

— Угрожаешь? Кому? Офицеру?

— Ублюдку, жившему на две семьи, — выплёвывает он. Мои руки опускаются. Слабость охватывает тело, злость испаряется, оставляя горечь. Отступаю, взгляд обращается к забору, за которым воспитатели уводят детей на обед и дневной сон. Это то, что мне осталось: смотреть на него так, украдкой? Непривычный звук отвлекает внимание. На ремне Артура пищит пейджер. Опустив взгляд, он с силой выдыхает.

— Это твоя жена. Настоящая жена, понимаешь, не фиктивная!

Он срывается с места, я, помедлив мгновение, за ним. Не переживал за Регину, она ведь в руках профессионалов, но страх против воли начинает расти. Если бы всё было хорошо, Артур не выглядел бы таким серьёзным. Ещё утром медсестра сказала, что волноваться не о чем, тогда почему он бежит?

В реанимацию меня не пускают, да и нечего там делать. Текут минуты, из-за двери не доносится ни одного звука, но вот они распахиваются, вывозят каталку. Регина бледная, врачи вокруг сосредоточенные.

— Куда вы? — спрашиваю, когда Артур проходит мимо.

— В операционную, ждите, — бросает он, уходя.

Глава 21

Регина

Прихожу в себя долго, муторно. Голоса вокруг то удаляются, то звучат совсем близко, но открыть глаза никак не получается, хотя в голове постепенно проясняется. Молнией пронзает воспоминание об острой боли, окончательно прихожу в себя.

— Проснулись? – рядом возникает улыбчивое лицо. Кажется, медсестра. – Я сейчас позову врача.

Обвожу взглядом стены – до сих пор в реанимации. Это же значит, что ничего непоправимого не случилось? Приходит врач, по его лицу ничего не сказать.

— Как самочувствие? – спрашивает, останавливаясь у кровати. – Сейчас может быть слабость, вы потеряли много крови, пришлось делать переливание.

Язык прилип к нёбу. Это же… нехорошо, да? Не могу ни слова произнести, сердце колотится, аппарат слишком громко пищит над ухом.

— Мы не смогли сохранить ребёнка, — с тяжёлым вздохом произносит Артур Керимович.

В первый раз слышать это было гораздо больнее. В глубине души я была готова к такому исходу. С самого начала этот ребёнок был средством к достижению цели. Может, это к лучшему. Мы с Максимом заведём ещё одного, на этот раз по любви, желанного. Он будет его хотеть, любить. А этот…

— Это не всё, — серьёзно продолжает Артур. – Состояние было критическим. Нам… пришлось удалить матку, мне очень жаль.

— Что?! – выдыхаю. Мозг отказывается соображать, внутри всё застывает. Это как? Как так? Почему?

— Придатки на месте, гормональный фон не нарушится, в этом плане можете не переживать. Скоро мы переведём вас в палату, отдыхайте.

Толку мне от этого фона, если я больше не смогу родить?! Если стала инвалидкой, неполноценной женщиной! Будет ли такая нужна Максиму? Меня оставили одну, замечаю это не сразу. В висках пульсирует, слёзы текут по щекам. Поворачиваю голову, смотрю на высокое, почти под потолком, окно. Уже вечер. Чувство, что вся жизнь разом рухнула. Темнота накрывает плотным тяжёлым одеялом, в следующий раз открываю глаза глубокой ночью.

Ребёнка нет и больше не будет. Здесь, в тишине и темноте палаты могут быть честна перед собой: ведь с самого начала его не хотела. И рожать больше не собиралась, только из—за Максима… Только из—за него. Но может, так даже к лучшему: пусть любит такую. Будет рядом, потому что хочет сохранить нашу семью. Он ведь не бросит меня теперь! Как можно бросить? Мысли лихорадочно скачут, толком не могу ни за одну зацепиться. Мне нужен Максим, только он, никого больше не надо. Скорее бы в палату, увидеть его, почувствовать тепло руки. Он меня любит, точно знаю. Не уйдёт.

А если уйдёт? Если найдёт ту суку? Пелена перед глазами, как вспомню её выблядка. Да, Максим может её искать, ведь там сын, которого я не смогу ему подарить! Все мужчины мечтают о сыне, о наследнике. Что делать? Надо скорее связаться с Никитой, пусть все связи задействует, но найдёт её. А потом… Я решу, что с ней делать потом. Никто не должен стоять между мной и мужем! Никто и не посмеет встать!..

Из реанимации переводят через два, а может, три дня. Я не считала. Температура держалась под сорок, плохо помню это время. Но сегодня наконец проснулась с абсолютно ясной головой, как будто из затяжного похмелья вышла. Палата та же, за окном солнце, лежать надоело. Артур Керимович говорит, что потихоньку можно вставать, только самой пока лучше не подниматься.

— Могу позвать санитарку, чтобы она подстраховала, — предлагает, внимательно глядя на меня. Хочется помыться. Чувствую себя жутко грязной. И что, такой Максим увидит? Соглашаюсь, хотя хотела сделать свои первые шаги, опираясь на его руку. С помощью санитарки моюсь, переодеваюсь и довольно выдыхаю. Вот теперь самое время увидеться с любимым. Он ведь придёт?

Паника заставляет сердце забиться быстрее. Вдруг уже уехал? Бросил, потому что ребёнка больше нет? Телефон сел, пока лежала в реанимации. Хотя бы до трёх процентов зарядить, чтобы позвонить. Услышать его голос. Мама, наверное, тоже с ума сошла. Почему ко мне до сих пор никто не пришёл? Никогда не чувствовала себя настолько одинокой. Заброшенной. Открывается дверь, и счастье захватывает, поглощает – пришёл.

— Привет, — говорю и тяну руку. Максим слабо пожимает её в ответ, присаживается на край кровати, пристально смотрит. Да, понимаю, что выгляжу сейчас не очень, но скоро снова верну форму, ты ещё будешь мной гордиться!

— Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он тихо. Руку отпустил, и сразу