Уральский следопыт, 1958-01 - Журнал «Уральский следопыт»

щедро дарят берега реки промышленности Урала. Десятки замечательных заводов и предприятий расположились на ней – Ревдинский, Билимбаевский, Первоуральский, Хромпиковый, Чусовской заводы, Ляминский домостроительный комбинат, Верхне-Чусовские нефтепромыслы, – образуя мощный промышленный комплекс. Город Свердловск пьет чусовскую воду.

Печь для обжига кирпичей, построенная Демидовым.

Начинаясь маленьким спокойным ручейком в Челябинской области, река пересекает с юга на север большую часть Свердловской области и впадает в Каму на территории Пермской области, приняв в себя за этот немалый путь (свыше 800 км) до 150 рек, речек и ручьёв, становясь всё более многоводной, всё более стремительной, чуть ли не в десять раз превосходя по скорости Каму и Волгу.

Ещё более богато будущее Чусовой. Будет время, когда она станет важнейшим звеном в великом транспортном водном пути, связывающем реки Сибири – Тобол, Исеть – с реками России – Камой, Волгой, – и сделает Свердловск, сухопутный город, речным портом.

Богато будущее Чусовой. И следопыты Урала не раз ещё поплывут по её водам, пройдут по её берегам, любуясь величественной красотой реки, открывая новые богатства на пользу родной стране.

Рис. В. Воловича

Фото Ж. Филатова

Утро на Чусовой.

Плёс под Нижним Селом.

Окрестность Старой Утки.

Камень Максимовский.

РАССКАЗЫ О БЫВАЛЫХ ЛЮДЯХ

ГОРЩИК И АКАДЕМИК

В 1934 году по заданию редакции «Уральский рабочий» я пришла за интервью к академику Александру Евгеньевичу Ферсману. Он возглавлял тогда молодой Уральский филиал Академии наук СССР.

Как всегда, веселый и оживленный, Александр Евгеньевич с увлечением говорил об Урале, его богатствах, перспективах геолого-разведочных работ. Особенно интересно он рассказывал, например, об Ильменском заповеднике, знаменитой Мурзинке, о копи «Ватиха».

Вскоре наша беседа невольно прервалась: в комнату, опираясь на палку, вошел невысокий старик с длинными седыми волосами.

– Здравствуйте, Данила Кондратье-вич! Как живете? – приветливо встретил его хозяин.

– Здравствуй, Александр Евгеньевич! Живу помаленьку, вот повидать пришел.

Это был знаменитый уральский гор-щик Данила Кондратьевич Зверев, давний знакомец А. Е. Ферсмана.

Слова «горщик» не найдешь, пожалуй, в справочниках и энциклопедиях. Оно уральское, народное и обозначает человека, ищущего различные камни, минералы, месторождения полезных ископаемых. Горщики повелись на Урале с давних пор… Из рода в род передавалось искусство распознавания месторождений самоцветов, опыт, умение по «тайным знакам» и «припасам» найти скрытые природой «клады».

Пренебрегая трудностями, рискуя жизнью, месяцами живя в тайге, ночуя в лесу у костров, искали горщики «цветы земли» – самоцветы. И как радостно загорались глаза такого камнелюба и камневеда, когда ему удавалось найти интересный «занорыш», добыть покрытые вязкой глиной, казалось бы, совсем невзрачные камешки, в которых опытный глаз угадывал скрытую красоту и богатство красок.

О таких людях не раз рассказывал в своих очерках Д. Н. Мамин-Сибиряк.

Александр Евгеньевич умел ценить веками накопленные знания горщиков, их опыт, видел иногда необходимость консультироваться с ними, ценил их любовь к камню, практическую сметку.

И вот перед нами сидит один из таких легендарных горшиков и притом, как оказалось, старый друг Ферсмана.

Первая их встреча произошла много лет назад, когда молодой светлоглазый студент Саша Ферсман приехал на практику на Урал. Александр Евгеньевич тогда близко сошелся с горщиками и рабочими, хорошо понимая их характерный, своеобразный язык, на котором кварц назывался «скварец», дымчатый горный хрусталь – «смоляком», черный турмалин – «углем», топаз – «тяжеловесом». Позднее Ферсман в своих книгах не раз тепло вспоминал старых друзей.

Теперь друзья встретились вновь. Данила Кондратьевич сел, и начался неторопливый степенный разговор о знакомых горщиках и гранильщиках, о редких камнях, о былых походах, о счастливых находках…

Зверев принес камни. По исконной привычке вынул их не сразу, с таинственным видом развернул тряпицу. Александр Евгеньевич улыбался: он-то знал повадки уральских горщиков!

Как и полагается уважающему себя горщику, Зверев показывал не лучшие образцы, но горячо убеждал Ферсмана, что это камень так камень! Вертел каждый в грубых, заскорузлых пальцах, через которые на своем веку прошло немало ценных камней, а в глазах таилась хитринка: мало ли, что Ферсман – академик, ученый с мировым именем, – камни-то лучше его, старого горщика, и он едва ли знает… И Ферсман, в больших глазах которого тоже вспыхивали лукавые искорки, не хотел обидеть старого камнелюба. Он, правда, критиковал его камни, спорил о качестве их – так полагалось между хорошо понимающими камень людьми, – но все же купил несколько камней, хотя они были едва ли нужны ему.

Академик и горщик с увлечением торговались – без этого тоже нельзя! Данила Кондратьевич, как подобает горщику, «запрашивал», заранее зная, что нужно уступить, потом нехотя скидывал.

Разговор велся дружеский, неторопливый, но характерный, по всем правилам, с хитринкой. Наконец, Ферсман пошутил:

– А аметисты-то у тебя, Данила Кондратьевич, настоящие? Может, кто подвел тебя, крашеный камень подсунул?

– Что ты, Александр Евгеньевич, да неужли я!…

– Пошутил я, пошутил, Данила Кондратьевич.

– А, кстати, – обернулся Ферсман ко мне, – вы знаете, как отличить настоящие ограненные аметисты от поддельных? Вот, смотрите! – он взял стакан, налил газированной воды из стоявшей на столе бутылки (день был жаркий) и бросил на дно камень. В воде замелькали трассирующие ниточки пузырьков, а с камнем случилась метаморфоза. Он побледнел, обесцветился, вся лиловая краска как бы собралась в одно густое пятно.

– Видите? Так бывает только с настоящими аметистами. Искусственные – равномерно окрашенное стекло – так не меняются.

– А, может быть, это от газированной воды? – пошутила я.

Александр Евгеньевич хохочет, а смеяться он умел заразительно.

– Глядите, какая! Академику не верит! Нет, газ, конечно, роли не играет, это зависит от внутреннего отражения света. Обычно аметист окрашен неравномерно. Опытные гранильщики сгусток краски при огранке камня помещают в нижней части, в точке, где сходятся грани. Таким образом, он и кажется окрашенным весь, так как световые лучи, идущие из глубины, отражаются от граней и выходят окрашенными. А при погружении камня в воду это отражение света пропадает.

Александр Евгеньевич еще долго говорит со Зверевым о поисках самоцветов, о своем желании собрать старых горщиков и гранильщиков и потолковать с ними по душам, привлечь их