Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

Веруем во единого Бога, Всемогущего Отца, Творца всего видимого и невидимого, и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, порожденного… не сотворенного, единосущного (homoousion) Отцу… который ради нас, людей, и нашего спасения сошел на землю и сделался плотью, сделался человеком, пострадал, на третий день восстал из мертвых, взошел на небеса и грядет судить живых и мертвых…{1934}[132].

Только пять епископов, а в конце концов только двое из них, отказались поставить свою подпись под этой формулой. Эти двое вместе с нераскаявшимся Арием были анафематствованы Собором и отправлены в изгнание императором. Императорский эдикт повелевал предать все книги Ария огню, угрожая смертью каждому, кто решится укрывать подобные книги[133].

Константин отметил завершение Собора царским обедом, на который были приглашены все собравшиеся епископы, а затем отпустил их с просьбой не рвать друг друга на куски{1935}. Он ошибался, думая, что положил конец спорам и не переменит свой взгляд на них, но был совершенно прав, веря, что оказал большую поддержку единству Церкви. Собор дал понять, что церковное большинство убеждено в том, что организация и выживание Церкви нуждаются в определенности и фиксированности вероучения; его конечным результатом стало практически полное единодушие по фундаментальным вопросам веры, которое позволило средневековой Церкви называться католической. В то же время он ознаменовал вытеснение язычества христианством в роли религиозного выражения и опоры Римской империи и побудил Константина заключить с христианством более тесный союз, чем когда-либо прежде. Новая цивилизация, основанная на новой религии, восстает над руинами истощенной культуры и умирающих верований. Начинается средневековье.

IV. КОНСТАНТИН И ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Через год после Собора Константин освятил посреди запустения Византия новый город, нареченный им Новым Римом (Nova Roma), а потомками — именем Константина. В 330 г. он отвернулся и от Рима, и от Никомедии и сделал Константинополь своей столицей. Здесь он окружил себя впечатляющей пышностью восточного двора, чувствуя, что его психологическое воздействие на армию и народ позволит компенсировать этот дорогостоящий блеск экономией в системе управления. Он защищал армию умелой дипломатией и превосходным оружием, смягчал деспотизм человечными декретами, помогал литературе и искусствам. Он поощрял афинские школы и основал в Константинополе новый университет, где оплачиваемые государством профессора преподавали греческий и латынь, литературу и философию, риторику и право и готовили имперских чиновников{1936}. Он подтвердил и расширил привилегии врачей и учителей во всех провинциях. Провинциальные губернаторы получили указание открывать школы архитектуры и привлекать в них учащихся разнообразными привилегиями и вознаграждениями. Художники освобождались от исполнения гражданских обязанностей, так что они располагали достаточным количеством времени для досконального изучения своего искусства и передачи его сыновьям. Художественные сокровища Империи, собранные отовсюду, превратили Константинополь в столицу изящества.

В Риме зачинателем архитектурных работ этого периода явился Максенций. Он начал (306 г.), а Константин завершил строительство грандиозной базилики, ставшей вершиной классической архитектуры Запада. Следуя структуре великих терм, это строение покрывало площадь 330 на 250 футов. Его центральный зал (114 на 82 фута), был перекрыт тремя крестовыми сводами из бетона на высоте 120 футов, которые частично поддерживались восемью широкими столбами, обрамленными шестидесятифутовыми коринфскими колоннами. Пол был покрыт цветным мрамором, углубления в стенах были населены статуями, а сами эти стены возвышались над крышами, служа контрфорсами для центральных сводов. Готические и ренессансные архитекторы нашли для себя много поучительного в этих сводах и опорах. Браманте, проектируя собор Святого Петра, планировал «возвести Пантеон над базиликой Константина»{1937} — то есть увенчать просторный неф массивным куполом.

Первый христианский император построил в Риме много церквей, к его эпохе, вероятно, восходит и первоначальная форма храма Сан-Лоренцо за стенами. В ознаменование своей победы на Мульвиевом мосту он воздвиг в 315 г. арку, по-прежнему возвышающуюся над Виа деи Трионфи. Она относится к числу римских сооружений, дошедших до нашего времени в наилучшей сохранности, и ее величие не умаляется тем обстоятельством, что украшение различных ее частей есть не что иное, как результат мелких краж. Четыре изящные пропорциональные колонны, опирающиеся на скульптурные базы, служат опорами для трех арок и поддерживают убранство антаблемента. Аттик украшен рельефами и статуями, снятыми с памятников Траяна и Аврелия, а медальоны между колоннами взяты из какого-то строения Адриановой эпохи. Два рельефа, по-видимому, являются произведениями художников Константина. Грубые приземистые фигуры, неуклюжий разнобой лиц, изображенных в профиль, фронтальное изображение ног, примитивное нагромождение голов, призванное играть роль перспективы, свидетельствуют о деградации техники и вкуса; но глубина рельефов благодаря игре света и тени производит на зрителя неизгладимое впечатление глубины и пространства, а отдельные эпизоды проникнуты первобытной витальностью, словно здесь италийское искусство вознамерилось вернуться к своему истоку. Колоссальная фигура Константина во Дворце Консерваторов доводит эту примитивность до отталкивающей крайности; кажется неправдоподобным, что человек, председательствовавший на Никейском Соборе, хоть чем-то напоминал этого угрюмого варвара, — разве только художник намеревался загодя проиллюстрировать циничную формулу Гиббона: «Я описал триумф варварства и религии»{1938}. В начале четвертого века возникает новое искусство — «иллюминация» рукописей цветными миниатюрами. Литература была в эту эпоху по большей части христианской. Луций Фирмиан Лактанций красноречиво излагал христианство в «Божественных установлениях» (Divinae Institutiones — 307 г.), а в сочинении «О смерти гонителей» (De Mortibus Persecutorum –314 г.) описал с поистине цицероновским изяществом и желчью предсмертную агонию императоров-гонителей. «Религия, — писал Лактанций, — по самой своей природе не должна быть навязываемой, внедряемой насильно, но — свободной»{1939} — на искупление этой ереси ему не хватило жизни. Более знаменит Евсевий (Евсебий) Памфил, епископ Цезареи. Свою литературную карьеру он начал в роли переписчика духовных книг и библиотекаря при своем предшественнике на епископской кафедре — Памфиле, которого он любил столь горячо, что принял его имя. Памфил приобрел библиотеку Оригена и создал на ее основе крупнейшее христианское собрание книг из всех, существовавших до тех пор. Живя в окружении этих томов, Евсевий стал самым эрудированным клириком своего времени. Памфил расстался с жизнью в пору Галериева гонения (310 г.), а Евсевия впоследствии замучили вопросами, как удалось выжить ему самому. Он нажил множество врагов, заняв промежуточную позицию в споре Ария и Александра; и тем не менее при дворе Константина он играл роль Боссюэ, и ему было поручено написать биографию императора. Известная часть его схоластической жатвы была собрана во «Всемирной истории» — самой полной из античных