Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

эры, — вероятно, видя в нем прелюдию к разрушению языческого мира. Киприан в середине третьего века в ответ на адресованные христианам обвинения в том, что они являются источником бедствий Империи, приписывал эти несчастья естественным причинам:

Должно знать, что мир одряхлел и прежние силы его оставили. Он полон свидетельств собственного упадка. Количество дождей и солнечное тепло уменьшились; залежи металлов почти истощились; в полях замирает земледелие{1943}.

Варварские нашествия и вековая эксплуатация самых богатых рудных жил, несомненно, понизили обеспеченность Рима драгоценными металлами. В Центральной и Южной Италии обезлесение, эрозия и небрежение ирригационными каналами, вызванное уменьшением сельского населения и дезорганизацией правительства, сделали Италию значительно более бедной, чем прежде. Причиной, однако, были не истощение почвы, не изменение климата, но нерадивость и бесплодие измученных и разочарованных людей.

Самыми серьезными были биологические факторы. Значительное сокращение численности населения на Западе происходит после Адриана. В свое время этот факт был поставлен под вопрос, но массовое заселение территорий Империи варварами при Аврелии, Валентиниане, Аврелиане, Пробе и Константине не оставляют простора для сомнений{1944}. Аврелий для пополнения своей армии призвал в ее ряды рабов, гладиаторов, полицейских, преступников; то ли кризис был более острым, то ли свободное население меньшим, чем прежде; численность рабов, во всяком случае, сократилась. Было покинуто столько крестьянских хозяйств, прежде всего в Италии, что Пертинакс отдавал их бесплатно всякому, кто возьмется их обрабатывать. Закон Септимия Севера говорит о penuria hominum — нехватке людей{1945}. В Греции процесс депопуляции имел к тому времени вековую историю. В Александрии, некогда кичившейся своим многолюдством, епископ Дионисий подсчитал, что к его времени число жителей города уменьшилось вдвое (250 г.). Он скорбел «при виде того, как сокращается и постоянно убывает численность человечества»{1946}. Возрастала лишь численность варваров и азиатов, за пределами Империи и внутри ее.

Чем было обусловлено сокращение населения? Прежде всего ограничением рождаемости. Практиковавшееся сначала в образованных классах, оно просочилось и в пролетариат, получивший имя от своей плодовитости{1947}; к 100 г. оно добралось и до сельскохозяйственных классов, о чем свидетельствует практика императорских алиментов, предназначенных поощрять рост сельского народонаселения; к третьему веку оно прокатилось по западным провинциям, ослабив людскую мощь Галлии{1948}. По мере роста бедности все более широкое распространение получает инфантицид, пусть он и был заклеймен как преступление{1949}. Возможно, ослабление плодовитости было вызвано также и сексуальными излишествами; к тому же результату приводили отказ или отсрочка брака, а по мере того, как восточные обычаи затопляли Запад, оскопление становилось все более частым явлением. Планциан, префект преторианцев, держал при себе сотню мальчиков-евнухов, а затем отдал их дочери в качестве свадебного подарка{1950}.

Вторым по значимости после ограничения рождаемости фактором, обусловившим сокращение численности населения, являлись истребительные эпидемии, революции и войны. Во время чумы 260–265 гг. болезнь коснулась почти каждой семьи; в Риме, сообщают очевидцы, на протяжении многих недель умирало по пять тысяч человек{1951}. Кампанские москиты выигрывали свою войну против людей, вторгшихся в Понтинские болота, и малярия подтачивала силы богатых и бедных Лация и Тосканы. Бойни войн и революций, а возможно, также и результаты применения контрацепции, абортов и инфантицида сказывались не только на численности, но и на качестве населения: самые способные женились позднее остальных, имели меньше детей, чем остальные, и погибали первыми. Государственные раздачи ослабляли бедных, роскошь — богатых, а длительный период мира лишил все классы полуострова воинских качеств и умений. Германцы, населявшие теперь Северную Италию и пополнявшие ряды армии, физически и морально превосходили потомков коренного населения; если бы время допустило медленную ассимиляцию, они, возможно, впитали бы классическую культуру и влили свежие силы в италийскую кровь. Но время не проявило подобной щедрости. Кроме того, население Италии давно уже было разбавлено примесями восточных народов, физически уступавших римскому типу, хотя, возможно, духовно превосходивших его. Стремительно размножающиеся германцы были неспособны понять классическую культуру, не принимали ее, не прививали ее детям; стремительно размножающиеся выходцы с Востока в большинстве своем стремились к сокрушению этой культуры; римляне, владевшие ею, жертвовали ею ради благ, приносимых бездетностью. Рим был побежден не варварским нашествием извне, но ростом внутреннего варварства.

Распад был ускорен моральным разложением. Мужественный характер, сформировавшийся благодаря суровой простоте и поддерживаемый верой, смягчился под лучами богатства и ослаб в атмосфере свободы неверия. Представители средних и высших классов располагали теперь достаточными средствами, чтобы поддаться искушению, и остановить их было способно лишь осознание связанных с этим неудобств. Перенаселенность городов умножила число контактов и препятствовала осуществлению действенного надзора; иммиграция свела в одно место сотни культур, отличительные признаки которых истирались, порождая безразличие. Моральные и эстетические стандарты снижались, не в силах противостоять магнетизму толпы; вырвавшись на волю, разбушевались половые инстинкты, в то время как политическая свобода умирала.

Величайший из историков считал, что главной причиной падения Рима явилось христианство{1952}. Ибо эта религия, доказывал он и его последователи{1953}, разрушила древнюю веру, сообщившую римской душе ее нравственный характер, а римскому государству — его устойчивость. Христианство объявило войну классической культуре — науке, философии, литературе и искусству. Реалистичный стоицизм римской жизни оно разбавило расслабляющим восточным мистицизмом; оно отвратило людские умы от забот об этом мире, заставив их обратиться к обессиливающему приуготовлению к некой космической катастрофе, и соблазнило их искать индивидуального спасения в аскетизме и молитве, в противовес коллективному спасению, достижимому через преданность государству. В то время как солдатские императоры боролись за сохранение единства Империи, христианство это единство окончательно подорвало; оно отговаривало своих приверженцев от занятий государственной деятельностью и от несения воинской службы; оно проповедовало этику непротивления и мира, когда ради выживания Империи требовалось проявить волю к войне. Победа Христа стала смертью Рима.

В этом суровом обвинительном акте есть доля правды. Христианство невольно внесло свою лепту в религиозный хаос, который способствовал появлению на свет той нравственной сумятицы, что несет известную ответственность за крушение Рима. Но рост христианства был скорее следствием, чем причиной увядания Рима. Распад древней религии начался задолго до рождения Христа; в сочинениях Энния и Лукреция она подвергалась нападкам куда более резким, чем в произведениях любого другого языческого автора, жившего после них. Моральное раздробление началось после покорения Римом Греции и достигло кульминации при Нероне. После этого римские нравы стали исправляться, и этическое влияние христианства на римскую жизнь было преимущественно благотворным. Христианство росло столь стремительно именно потому, что Рим уже умирал. Люди