Профессор Амлетссон - Адель Гельт

Просто потому, что между собой вы можете драться так, как вам вздумается, но намеренно бросать на пол еду или проливать напитки — это неуважение к Месту и его Духу. Проявлять же неуважение к Духу места, особенно, старого и весьма посещаемого — это надо быть или совершенным безумцем, или не менее совершенным архимагом, каковой, по должности своей и умениям, не боится вообще ничего и никак.

Однако, плащ-которому-мне-стало-лень-придумывать-эпитеты сделал то, что сделал, проявил неуважение, и буквально всем своим видом требовал соразмерного наказания.

Прямо посреди зала из воздуха, пивных паров и нечувственного эфира, соткалось бородатое лицо в старинном шлеме: дух великого кормчего, Манфреда «Полтора Поросенка» Торфинссона, решительно обратился к своему потомку, пусть не по крови, но по духу, сиречь — ко мне…

…- Если серьезно, офицер, этот деятель зашел сюда как к себе домой, намочил кучу народу своим мокрым плащом, нахамил бартендеру… - Рональд переглянулся с Ласси, тот нахмурился и кивнул, подтверждая сказанное: да, мол, нахамил!

…Заказал себе — трижды! — женского эля, в оконцовке же злонамеренно опрокинул мою миску, а она была почти полнехонька! - О том, что и как говорил мистеру ябеде-в-плаще уже я сам, пришлось деликатно умолчать. - И по спине меня табуретом бил, больно, между прочим! И псиной меня обзывал, собака!

Полицейский расслабился.

- Получается, что он сам и виноват? - уже на всякий случай уточнил он.

- Именно что! - согласился бартендер, как бы перехватывая у меня инициативу. - Всех оскорблял, что по закону, что по обычаю, драться сам полез, дрался нечестно, да и вообще — вон же! - Ласси указал на дверь.

- Что там? - насторожился полицейский.

- Да в том и дело, что ничего! - сообщил лепрекон. - И никого! Сам ушел, своими ногами, ни претензий, ни чего-то такого еще…

- И все-таки, Амлетссон, тебе должно быть стыдно, - полицейский сообразил, что повелитель пивного крана в своем праве. Это означало, что отыграться получится только на мне. - Это был гость нашего города, доктор, между прочим!

- Я тоже гость нашего города, пусть и давний, - взывать к моему стыду было полностью бесполезно: его, стыда, за мной отродясь не водилось. К тому же, я был прав — даже с точки зрения закона. - И я тоже доктор, кстати! Доктор физики, если кто-то вдруг подзабыл!

- Тем более! - Гаррет неожиданно вошел в раж. - А этот вот доктор медицины! Приехал! В наш город! На конгресс! А тут!

- Локи, офицер пытается объяснить, - Ласси прервал полисмена очень вовремя, - что новый в наших краях человек вряд ли досконально знает обо всех наших обычаях. Отмазка сомнительная, но другой я пока не слышу.

- Гость, доктор медицины… Откуда мне было знать? - проворчал, в свою очередь, я, попутно нападая на новую интересную мысль.

- Вы, офицер, тут представляете закон, так?

- Так! - горделиво подбоченился кругленький представитель.

- Тогда скажите мне, офицер: что в законах Королевства Ирландия сказано про публичные проявления видового расизма?

Глава 2

- Билли, ты же вроде закодировался?- Я эта... Код подобрал!

Из дружеской беседы

Меня зовут Локи, и я псоглавец.

Росту я, скорее, большого: во мне уверенных сто девяносто сантиметров высоты, ну или длины, если положить меня на спину.

У меня длинный хвост, треугольные бархатные уши, выразительная морда и густой красивый мех. Масти я черно-белой, в мать. В семье говорят, что так или примерно так выглядит каждый второй старший сын в роду, таков и я сам.

Еще у меня разные глаза, один карий, второй голубой. Сейчас это нормально, но пятьсот лет назад четверти мужчин нашего рода был полностью заказан путь на материк: могли сжечь по причине очевидного родства с нечистым!

Больше всего, если сравнивать с собаками четвероногими и неразумными, мы, ульфхеднары древнего и благородного рода Эски, похожи на северную беговую породу — сибирского хаски. Или эта порода похожа на нас: еще одна семейная легенда гласит, что знаменитый химеролог и каюр Леонард Сеппала, Лео Норвежец, был отлично знаком с моим прадедом…

Полное имя мое звучит и читается длинно и представительно: в миграционной карте написано «Лодур Амлетссон барн Аскин фра Скутилс», однако имена Лодур и Локи родственны, значат одно и то же и звучат для человеческого уха очень похоже, фамилии же, особенно такие длинные, что в Ирландии, что в Исландии ни спрашивать, ни называть особенно не принято.

Я, видите ли, ирландец исландского происхождения, или, как иногда принято говорить, исландоевропеец. Родился в большой и дружной хвостатой семье в свободном владении близ Рейкьявика, в тот год, которому американская фабрика одежды Джордаш даже посвятила отдельную модель синих штанов: это был год невероятного и последнего всплеска рождаемости в Европе, одна тысяча девятьсот восемьдесят первый.

Семья у меня действительно большая и дружная, и почти вся живет в том самом владении, где родился я сам: выращивают симпатичных мохнатых пони (на продажу и шерсть) и не менее симпатичных карликовых двухголовых коров калифорнийской породы (на молоко и мясо).

Некоторые из братьев моего отца (а также — его отца, и отца его отца) ходят в море: там водится благородная треска, дешевая селедка, и, строго под квоту на добычу, ценный морской зверь.

Я — исключение сразу из всех правил: старший сын старшего сына, тринадцатое поколение ветви рода. На учебу мою хватало денег, и потому мне была выписана путевка в большую жизнь, сначала больше напоминавшая крепкий пинок под зад.

Образование мне дали, по местным меркам, великолепное.

Потом я долго работал по специальности, выстрадал ученую степень, обрел нереализованные амбиции и так не завел собственной семьи. Еще мне до смерти надоело жить в окружении льда, вулканического пепла и редкой зелени: вот как знал, что излишняя грамотность закончится именно этим!

В итоге я оказался на