Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский

Шаманизм и сталинская эпоха – это сочетание показалось мне удивительным. Равно как и то, что в главном музее республики с брежневских времен работает практикующий шаман. Некоторую ясность внесла биография собеседника.

Родился будущий Верховный шаман 10 апреля 1925 года, в маленькой деревне у реки Хондергей. Начинал юноша как поэт и переводчик Пушкина на тувинский язык, еще до присоединения республики к России в 1944 году. Затем – Восточный факультет ЛГУ, преподавание в училище, собирание фольклора, первый большой роман и последовавшие за ним десятки книг, названных в одной рецензии странным, но звучным словом «этноэпические»…

Где же в этой действительно советско-сталинской истории то, что после падения СССР прославило Кенин-Лопсана в столь необычной ипостаси? Ведь даже описание шаманских обычаев тогда не слишком приветствовалось. Как выживали шаманы, приспосабливаясь к государственному атеизму, подобно тому, как они веками приспосабливались к изменчивой природе и прихотям баев?

Думаю, ответ дает старая фотография в краеведческом музее Кызыла. На ней изображен типичный шаман во время ритуала (лицо искажено, на голове – венец из орлиных перьев, в руках вибрирует бубен). Надпись под снимком: «Ученый-этнограф проводит имитацию вызова дождя». Вероятно, по просьбе жадных до научных знаний жителей деревни, которая, в силу странного совпадения, страдала от жестокой засухи.

– Не ценят меня по-настоящему, – пожаловался тот, кого в Республике Тыва признали Человеком столетия. – Вот лет через двадцать поймут…

Он качает головой.

– На стуле, где ты сейчас сидишь, до тебя сидели далай-лама и представитель Клинтона. Великие люди! Ельцин три раза сидел.

Шаман с удовольствием перечисляет высокие титулы и регалии. Их у него много, от официальных российских орденов до самых экзотических наград. Есть и звания-прилипалы вроде звания академика пресловутой Нью-Йоркской Академии наук.

– А как вы с далай-ламой познакомились?

– О, это смешно получилось. Во время его визита в Тыву выяснилось, что он давно читал мои труды. Ему их в Лондоне передали. Пообщались мы с ним. Интересный человек, очень образованный.

На музейных фотографиях – Монгуш Кении-Лопсан в Австрии, на съезде психотерапевтов, проводит лекцию о лечебном эффекте звуков бубна. Другой век, другая страна. На смену шаманам-этнографам пришли шаманы-психотерапевты.

– Я и сейчас должен был в Америку ехать, но что-то ноги не ходят.

Он аккуратно прячет листок с моим именем и координатами в картотеку. Напротив фамилии – изображение камушков, как они легли во время гадания.

Денег он с меня не берет, но в конце аудиенции я покупаю за тысячу рублей книгу мэтра. Кении-Лопсан пишет мне длинное посвящение (в Америке моя подпись пять долларов стоит, а тебе бесплатно дам!) и ставит сразу две печати. Одна – основанного им шаманского центра «Дунгур», другая – с именем и званиями: «Доктор исторических наук, Пожизненный президент тувинских шаманов, Человек столетия».

– Правой бери! – поправляет он меня, когда я потянулся за книгой левой рукой.

– А можно вас сфотографировать? – осторожно спрашиваю я, так как знаю, что некоторые шаманы этого не любят.

– Что ж, давай, – говорит он, окидывая меня оценивающим взглядом.

Я достаю фотоаппарат и делаю пару снимков.

– Работай, работай! – подбадривает верховный шаман.

Он то приветливо улыбается, то придает лицу суровое, даже высокомерное выражение.

– Плохо работаешь! Давай, старайся! Работай!

Видно, как нравится ему это слово.

Мы оба раззадорились. Я едва успевал менять ракурсы, включать и выключать лампочки для смены освещения (в этом мне помогал сам шаман, имевший, по-видимому, немалый опыт общения с фотографами). Кении-Лопсан оживился, глаза загорелись. Он швырнул на стол свою маленькую круглую шапочку и задорно встряхнул седыми волосами:

– Работай, как следует! Чтобы все женщины увидели меня и полюбили! Так! Молодец! Хорошо работаешь!

Потом мы позвали молодого родственника шамана, и Кенин-Лопсан фотографировался со мной, а затем и с юношей, и, клянусь, это была самая веселая фотосессия в моей жизни.

– Повезло тебе, – смеясь, сказал он напоследок. – Я иногда таким коварным бываю, но сейчас – в добром настроении.

У тебя сегодня хороший день.

И в этом он был, без сомнения, прав.

3

Дерево с душой имеет листья.

Душа дерева при этом находится в корнях. Если бы душа дерева пряталась в листьях, ее бы сдуло ветром.

– Тувинское поверье из собрания М. Б. Кении-Лопсана

Седой рыбак быстро перебирает сеть. Сильные жилистые руки с хрустом вывертывают рыбу из ячеек и бросают в ящик на дне лодки. Алой кровью сверкают нежные лепестки жабр, перламутровыми блестками разлетается чешуя. На озеро Азас опускается вечер.

– Погляди, как вырывается! Все жить хотят, даже рыбы. Вот эта – сорога. По-нашему, по-сибирски. Вы ее плотвой зовете.

А здесь сиг попался. Только взгляни! Несколько часов пролежал – и уже мягкий весь. Мясо само от костей отходит…

Вниз по течению озеро сужается и плавно переходит в реку Тоора-Хем, которая километров через тридцать впадает в Большой Енисей. Возле устья раскинулась деревня, куда я долго пытался попасть, а потом еще дольше не мог из нее выбраться…

Кого-то в Тоджинский кожуун, что на крайнем северо-востоке Тывы, влечет тайга, кого-то – шанс поймать огромного тайменя весом килограммов в двадцать, а самых наивных – тувинская поговорка «Кто в Тодже не бывал, Тывы не видел». Если это правда, то свою республику видела лишь крохотная горстка тувинцев.

Нормальные путешественники попадают сюда на вертолете или на кораблике «Заря», крейсирующем вверх-вниз по Большому Енисею. Когда билеты на него заканчиваются, менее везучие добираются в особом автобусе на базе вездехода «Урал».

Все это я вспоминал на сиденье видавшего виды «УАЗика-буханки», когда он вез меня по бездорожью, подбрасывая на каждой кочке. Кораблик к моему приезду сломался, мутировавший «Урал» уехал, так что выбирать не приходилось. Я с завистью думал про аборигенов, которые ездили по тайге на лошадях. Словно отвечая на мои мысли, над дорогой мелькнула табличка:

ВОДИТЕЛЬ! ПЕРЕХОДИ НА ПОНИЖЕННУЮ ПЕРЕДАЧУ!

К счастью, вскоре мы остановились у лесного кафе. На стойке крупными буквами было написано: «В долг не обслуживаем!» На соседней стенке красовался список должников, такой огромный, что снизу пришлось подклеивать дополнительные листочки. Похоже, некоторым раздолбаям здесь не могли отказать.

Выпив горячего чаю с молоком и солью, я вышел наружу и нос к носу столкнулся с оленем. Красавец равнодушно оглядел меня, и даже не подумал посторониться.

Но вот семь часов тряски позади. Крошечный паром перевез нас через Енисей (на берег его пришлось втаскивать, по-бурлацки впрягаясь в длинную шлею), и