Калевипоэг - Фридрих Рейнхольд Крейцвальд

нем находится»); он редактирует приложения к календарям (эти приложения в условиях того времени до некоторой степени заменяли периодическую печать, которой на эстонском языке не существовало). Крейцвальд не был последовательным материалистом, однако он всегда опирался на достижения естественных наук, был непримиримым борцом против мракобесия церковников. Он страстно разоблачал и опровергал клеветнические вымыслы идеологов крепостничества, утверждавших, будто эстонцы по природе своей неспособны к развитию и единственно достойный их удел — это удел рабов. Крейцвальд показывал, что именно захватчики-феодалы и их потомки, поработившие народ, и препятствовали естественному его развитию.

Крейцвальд понимал, что время феодализма миновало, что пережитки его сковывают экономическое и культурное развитие страны. И хотя в силу ограниченности, свойственной просветителям, Крейцвальд не смог в своих общественных взглядах подняться до уровня революционных демократов, — его лучшие художественные произведения, отличающиеся большой обличительной силой, нередко объективно приводили читателя к революционным выводам.

«Нельзя забывать, — указывал В.И. Ленин, — что в ту пору… когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками. Новые общественно-экономические отношения и их противоречия тогда были еще в зародышевом состоянии»[3]. В борьбе против крепостничества крестьянство вначале выступало в основном как единый класс, и Крейцвальд искренне верил, что ликвидация феодальных форм эксплуатации принесет с собой общее благосостояние. Но он видел и все больше намечавшееся расслоение в крестьянстве, проявления новых противоречий, свойственных капиталистическому обществу. Он выступал против консервативно-клерикального лагеря и его главарей, отражавших интересы нарождавшейся сельской буржуазии, искавших союза с прибалтийским дворянством и пресмыкавшихся перед царскими властями.

Высоко ценил Крейцвальд дружбу и исторически сложившиеся связи эстонского народа с великим русским народом. Как в своих статьях, так и в художественных произведениях он подчеркивал огромное прогрессивное значение, которое имело присоединение Эстонии к России в начале XVIII века. Будущее эстонцев Крейцвальд представлял себе только в условиях самого тесного сотрудничества с русским народом. Он выступал за изучение русского языка в эстонских школах, чему всячески препятствовали помещики и пасторы; русский язык, говорил Крейцвальд, «необходим нашим детям, как хлеб насущный».

На примере деятельности Крейцвальда мы видим, как эстонская национальная культура складывалась и развивалась в тесной связи с передовой русской культурой. Крейцвальда, как выдающегося знатока эстонского языка, народной поэзии и этнографии, высоко ценили ученые Петербургской академии наук, особенно академики Шифнер и Видеман, которым принадлежит большая заслуга и в осуществлении издания «Калевипоэга». Академия не раз пользовалась сотрудничеством Крейцвальда, его труды публиковались в ее изданиях; в то же время исследования по фольклору других народов, издаваемые Академией, давали Крейцвальду много ценного, расширяли его кругозор и во многом обогащали, как фольклориста; в своей оценке народной поэзии он был близок к взглядам Белинского и Добролюбова.

Крейцвальд вполне справедливо считал, что народная поэзия не является лишь романтическим отзвуком далекого прошлого, как это утверждали западноевропейские фольклористы того времени, но что она служит поэтическим выражением мировосприятия трудящихся масс и должна лечь в основание национальной литературы. Как и Фельман, Крейцвальд был основоположником эстонской фольклористики; он дал всей работе по собиранию, исследованию и литературной обработке материалов народной поэзии определенное демократическое направление. Крейцвальд ценил идейное содержание народного творчества, его боевой дух. Он первый сказал народу о том, каким драгоценным национальным достоянием является самим народом созданная поэзия. В своих статьях Крейцвальд показывал, как в народной поэзии, под внешним покровом сказочной фантастики, находит свое отражение реальная жизнь; лучшим традициям народной поэзии он следовал в своем художественном творчестве.

Не будет преувеличением сказать, что до Крейцвальда эстонской литературы почти не существовало, хотя к началу его деятельности печатное слово на эстонском языке имело уже свою трехсотлетнюю историю (первый катехизис на эстонском языке был выпущен в 1535 году). Но вся эта «литература» почти целиком была поставлена на службу церкви и преследовала цели, враждебные народу. Поэтические творения самого народа считались «языческими бреднями», их старались вытравить из народной памяти, ибо они выражали миропонимание крестьян, находившееся в резком противоречии с клерикальной «культурой» эксплуататоров.

С возникновением кризиса крепостничества и обострением классовой борьбы господствовавший класс пытался изыскивать все новые средства идеологического воздействия на крестьянство, чтобы подорвать силу его сопротивления. Так, во второй половине XVIII века возникла наряду с церковной и «светская» литература, антинародная по своим целям и содержанию. Авторами ее были немецкие пасторы и другие приспешники дворянства (Арвелиус и др.). В их писаниях проповедовалась беспрекословная покорность, смирение, терпение, которые якобы являются основой счастливой жизни простых людей; крепостнический строй идеализировался как патриархальный, благословенный, вечный, самим богом установленный порядок.

Нельзя, однако, не отметить, что в этот же период, особенно в начале XIX века, деятельно занимались вопросами эстонского языка и фольклора некоторые прибалтийские немцы — И.X. Розенплентер и др.; заслуги этих исследователей несомненны.

Гораздо более значительная роль в формировании эстонской национальной культуры принадлежит литераторам эстонского происхождения — О.В. Мазингу (1763–1832) и К.Я. Петерсону (1801–1822). Мазинг опубликовал ряд книжек поучительного содержания и издавал в 1821–1825 годах первую эстонскую газету; после того как выход ее прекратился, газет на эстонском языке долго не было. Петерсон, умерший совсем молодым, был первым замечательным эстонским поэтом; он с увлечением разрабатывал вопросы фольклора, собирал народные песни и писал стихи по их мотивам.

Но Мазинг и Петерсон были все же только предшественниками и предвестниками эстонской национальной литературы; в последующие десятилетия прочную основу ее развития заложили Фельман и Крейцвальд.

Всю свою жизнь Крейцвальд вел непримиримую борьбу с реакционной литературой, насаждавшей в народе дух рабского смирения. Это антидемократическое направление, главными представителями которого были в то время журналист И.В. Яннсен — бывший кистер[4], немецкие пасторы К. Кэрбер, К.М. Хеннинг и другие, было прямым продолжением предшествовавшей крепостнической «литературы». Резко разоблачая в своих статьях, рассказах и письмах единомышленникам антинародную сущность литературной стряпни подобных авторов, Крейцвальд в то же время отмечал произведения, проникнутые духом демократизма, направленные против крепостников и клерикалов.

В эстонской печати Крейцвальд впервые выступает как автор рассказов; первый из них — «Винная чума» — вышел в 1840 году. Часть рассказов, сатирического содержания, написана в форме аллегории, в других же непосредственно отражена жизнь эстонской деревни. Писатель был, очевидно, вынужден прибегнуть к аллегории потому, что для прямого отображения социальных вопросов в то время возможностей не было: даже аллегорические произведения писателя значительно пострадали от руки цензуры. В 1850 году Крейцвальд опубликовал переработанную им широко известную старинную сказку-аллегорию, распространенную у многих народов, — «Хитрый Лис»; в форме рассказа о животных здесь вскрываются и высмеиваются различные отрицательные явления общества, основанного на