Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

беспорядок, неопрятность, бытовое неудобство, повседневная безалаберность, кажущаяся бессмыслица во всем, исконный, неисправимый, прирожденный России (вспомним суворовское «естество») обыденный иррационализм, не свойственный западноевропейскому духу и интеллекту – «вот что значит русский бог» – сущность России. Парадоксально-нелепое сочетание европейских и дремучих старомосковских, даже первобытных традиций и привычек, всевозможные нелепости и несуразностей, в общем, «все, что некстати» (неожиданно, неразумно, вдруг, незапланированно) для европейца, привыкшего к торжеству рациональной прагматичности, «регулярности» бытия и государственного и повседневно-обыденного, продуманного бытового комфорта.

Европа, воплотившаяся в Наполеоне, впервые вторгшаяся в Россию после ее «вестернизации», неожиданно и непредвиденно вступила в войну с самим «русским богом» – всем тем, «что есть некстати». И ирония Пушкина неощутимо преображается в его фундаментальное историософское умозаключение.

«Поймите же и то, – пишет Пушкин в одной из своих статей, будто подытоживая сказанное выше, – что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; что история ее требует другой мысли, другой формулы, как мысли и формулы, выведенные Гизотом из истории христианского Запада»18.

Но вот что очевидно диссонирует с «русским богом» Змеёва и Суворова. «Когда я спросил однажды у него, – писал его отцу ротный командир капрала л-гв. Семеновского полка А.В. Суворова, – отчего он не водится ни с одним из своих товарищей, но даже избегает их общества, он отвечал: “У меня много старых друзей: Цезарь, Аннибал, Вобан, Кегорн, Фолард, Тюренн, Монтекукули, Ролен… и всех не вспомню. Старым друзьям грешно изменять на новых”»19.

Среди «старых друзей» Суворова, как мы видим, нет ни одной русской фамилии. И Суворов отвечает почему: «Наука просветила меня в добродетели, – “расшифровывает” Суворов позднее свои идеалы, сложившиеся, благодаря “науке из книг”20, благодаря именно “европейской учености”, – я лгу, как Эпаминонд21, бегаю, как Цесарь, постоянен, как Тюренн, и праводушен, как Аристид»22.

«Великий Тюренн» в восприятии Суворова, исповедовавшего «русского бога», наиболее полно и выразительно воплощал в себе «ученую» Европу, просвещавшую его «в добродетели». Погибший на поле битвы, как подобает солдату и полководцу в 1675 г., «Великий Тюренн» был тоже «богом», «земным богом войны» европейских и русских полководцев последней четверти XVII–XVIII вв.23 Уже к концу XVII в. в Европе сложился настоящий «культ Великого Тюренна»24.

Суворов любил сравнивать себя с Тюренном25, и ему нравилось, когда это делали окружающие, называя его «росским Тюренем» 26. «Великий Тюренн», по-своему прочитанный в книгах и осмысленный Суворовым, был принят им для себя и, по существу, им же самим выстроен как нравственно-поведенческий «архетип Тюренна». Ярко, емко и точно выразил его русский солдат в поэтической формуле М.Ю. Лермонтова:

Полковник наш рожден был хватом,

Слуга царю, отец солдатам,

Да жаль его: сражен булатом,

Он спит в земле сырой. 27

«Прообраз» русского полководца-солдата Суворова обозначился явлением «первого русского генерала Венедикта Змеёва». Своего рода «архетип Суворова», «архетип» русского военачальника, незримо вырос из причудливой, полуфольклорной смеси старомосковской архаики с проникавшей в нее Европой под названием «думный генерал Венедикт Змеёв».

Никаких прямых свидетельств об отношении генерала В.А. Змеёва к «великому Тюренну» не сохранилось. Однако весть о гибели «великого Тюренна» дошла в ту пору и до далекой России, в которой его знали еще с первой половины XVII в.28

«…В понедельник, 16 сентября (1675 г.), пришли в Архангельск письма из Москвы… – писал молодой участник голландского посольства Балтазар Койет. – Эти же письма сообщили, что Тюренн разбит немцами и что сам он пал. 18-го мы получили через Москву куранты из Голландии, подтверждавшие смерть маршала Тюренна»29, а «в воскресенье, 6 октября, утром около 7 часов… как только мы подошли к берегу… и развели огонь …заодно зажгли 3 или 4 старых развалившихся строения …чтобы отпраздновать победу императорских войск и смерть Тюрення…»30.

Для голландцев гибель маршала Тюренна была большим торжеством: погиб один из самых опасных врагов Соединенных Штатов Нидерландов. Видимо, гибели Тюренна придавали большое значение и в российском Посольском приказе, куда в первую очередь поступали сведения о европейских событиях, включавшиеся затем в так называемые «вести-куранты», полученные и голландцами.

Будущий ближайший друг царя Петра, подполковник, а затем и полковник Ф. Лефорт в течение почти трех лет, с 1687 по 1690 гг., служил в 1-м Московском рейтарском полку генерала В.А. Змеёва, будучи его помощником31. Близкое знакомство с общительным и обаятельным швейцарцем наверняка расширило представления старого русского генерала о состоянии военного дела в Западной Европе. Лефорт, конечно же, поведал ему и об известных в то время, выдающихся западноевропейских полководцах, прежде всего о «великом Тюренне». Ведь до приезда в Россию и поступления в русское войско Лефорт уже успел ок. полутора лет, с весны 1674 до лета 1675 г., прослужить в голландской армии, воевавшей против Тюренна в ходе войны 1672–1678 гг.32

Генерал П. Гордон, весьма живо интересовавшийся военными и политическими делами в Европе, информированный и «книжный человек», находившийся с генералом Змеёвым в близких приятельских отношениях, наверняка поведал ему все, что знал о «великом Тюренне».

Но «слуга царю, отец солдатам» генерал Змеёв, пожалуй, лучше и раньше других в России XVII в. понял, что без европейской «книжной науки» о «регулярном воинском строе» добрая служба православному государю невозможна. Потому-то, как лучший ее знаток и лучший командир «регулярного русского войска», он и был удостоен высшего «регулярного» воинского чина – «генерала».

Признанный великим полководцем в общеевропейском масштабе, Суворов был удостоен высшего «полководческого титула» – титула «Тюренн». Змеёв, за сто лет до этого, когда «культ великого Тюренна» еще только начал формироваться, признанный лучшим русским военачальником европейского уровня, был пожалован в «генералы». Возведение его в высший ранг «генеральского достоинства» в России того времени, в чин «думного генерала», специально для него учрежденный, как бы буквально следует умозаключению Наполеона Бонапарта: «Генерал – это самый умный из храбрых».

Глава 1

Рейтарский полковник

Венедикт Андреевич Змеёв

Змеёв (Змиев, Змеов, Змеiов) Венедикт Андреевич (ок. 1618–1697) происходил из старинного, но не знатного русского дворянского рода. Сам он подписывал свою фамилию в соответствии с тогдашней русской орфографией – «Змеов», делая ударение на последнем слоге. Это подтверждается и текстом дневника генерала П. Гордона, тесно общавшегося с генералом: он писал его фамилию как «Ismeyow»33, т. е. «Змеёв». Другой служилый иноземец, также близко общавшийся с генералом Змеёвым, небезызвестный Ф. Лефорт, произносил и писал фамилию генерала как «Ismayoff»34, т. е. почти так же, как и Гордон, – «Змеёв». Поэтому правильное (по тем временам) произношение и написание его фамилии было «Змеёв».

Имя первого русского генерала – «Венедикт» –