Когда не выгодно спасать - Арий Родович

— Подпиши. Утверждение новой ставки оплаты. Мы снижаем её на четыре процента. Потому что можем.

— А что скажут рабочие?

— Кто спрашивает рабов? Ты хозяин. Или ты хочешь, чтобы они тебя любили? Любят только тех, кто слаб. Нас — уважают. Потому что боятся.

Мальчик подписал. Аккуратно. Почерк уже был уверенным.

На выходе они снова прошли мимо старого корпуса.

— Помни, — сказал барон, — не геройство спасает мир. А тот, кто вовремя забрал обломки и начал с них производство.

Мальчик кивнул. И посмотрел на герб над воротами. Не с гордостью. С интересом. Как на символ власти, которую нужно уметь носить.

...

Они обошли боковой цех. Пахло железом, потом и старыми жертвами. Потолок — в трещинах, пол — с пятнами, на которых уже не росла ни плесень, ни надежда. Рабочие молча трудились, стараясь не смотреть в глаза. Один всё же взглянул — коротко, косо, в сторону мальчика.

Барон остановился.

— Ты видел?

— Что?

— Как на тебя посмотрел вот тот. Слева.

Мальчик кивнул.

— Помни: даже взгляд — это заявление. Если ты позволяешь молчаливое неуважение — завтра у тебя украдут инструмент, послезавтра — голову.

Он щёлкнул пальцами. Один из охранников молча вышел вперёд.

— Уволить. Прямо сейчас. Без компенсации. Пусть знает: на наследника смотрят либо с почтением, либо снизу — если ползут. Всё остальное — дерзость.

...

У выхода их ждал мастер цеха. Старый, седой, с шрамом через лицо. Он коротко поклонился.

— Господин барон. Я... я работал здесь ещё при прошлом владельце. Было тяжело. Но он, знаете... он нас уважал. Я просто... хотел сказать, что...

Барон прервал:

— Я уважаю память. Именно поэтому ты всё ещё здесь. Но не путай уважение с доверием.

Мастер кивнул и отступил в тень.

...

По пути обратно мальчик листал планшет. В нём был свежий запрос от окружной школы: «Просим выделить средства на мемориальную доску роду Кировых, погибшему при недавнем прорыве, для размещения на стене местного храма». Он показал отцу.

Барон даже не взглянул.

— Отклонить.

— Но... это же память?

— Память не продаётся. А всё, что не продаётся — нам не нужно. Пусть просят у тех, кто спасён. А мы — те, кто уцелел.

Он хотел было отложить планшет, но в этот момент раздался звонок на личный канал. Барон глянул — и осанка его изменилась. Голос стал мягче, лицо — нейтральным. Это был граф.

Разговор длился меньше минуты. Барон слушал, кивал, пару раз усмехнулся. Потом сказал:

— Конечно, господин. Уже вчера отправил. В фонд при храме. Как и договаривались.

Он отключился и тут же повернулся к сыну:

— Запомни, мальчик. Иногда правильно лизнуть — лучше, чем укусить. Особенно если тот, кого ты лижешь — держит ключ от всех ворот.

Он передал планшет охраннику:

— Отправь десять тысяч в фонд. Напиши, что от имени семьи. Пусть думают, что мы благородные. А на самом деле — мы просто умеем считать.

Мальчик молча кивнул.

...

Вечер опускался медленно. Воздух в салоне машины был насыщен мягким ароматом кожаной обивки и нагретого металла — тонкая смесь дорогого и отработанного. Панели управления отливали блеском, вглубь торпедо были врезаны тонкие прожилки Эхо-проводки, пульсирующие слабо-синим — жилы или волосы тварей, которых сначала нужно убить, потом выжечь, потом разобрать вручную. Барон точно не помнил, что именно в них использовалось, но знал главное: за каждый метр такой подсветки кто-то рисковал жизнью. Один волос стоил сотню. А у него в машине — десятки метров. Барон сидел в глубоком кресле с поддержкой спины. Напротив мальчика — встроенный терминал, обрамлённый тонким металлическим кантом, как в оружейном сейфе. На экране медленно менялись графики прибыли, расхода и статистика эффективности переработки монстров. В углу — экран с застывшей презентацией: график роста, крупный зелёный плюс, надпись: «Устойчивый прирост. Одобрено». Всё выглядело безупречно. Даже слишком. Цифры улыбались, словно были честными. Стекло отсвечивало ровно. Панель не скрипела. Всё вокруг будто дышало стабильностью. И ложью. За окнами — закат, тянущийся над серыми холмами бывших владений.

Барон откинулся на спинку кресла и, не глядя на сына, спросил:

— Ну, и чему ты научился за эту неделю?

Мальчик подумал. Долго. Потом ответил:

— Уважение покупается страхом. Память — ненадёжный актив. А тот, кто вовремя уступил, никогда не получит свой кусок пирога.

Барон усмехнулся, почти довольный:

— Почти. Остальное — поймёшь, когда сам кого-нибудь сожрёшь.