Уральский следопыт, 1958-04 - Журнал «Уральский следопыт»

Но та смахнула с лица слезы.

– Стыдно, девушка, по чужим дворам скитаться. И у тебя не в излишке. Ведь в тысячу раз горше моего положение. У меня хоть какой, да все-таки мужик есть. Иногда кричу на него: «Что ты политиков поддерживаешь? Гляди, в какую яму опять попали из-за них!»

Неподалеку, у лабазов, сидел согбенный старик с посохом в руках. Прислушавшись к разговору, он сказал:

– Зря, Петровна, ругаешь своего мужика. Смотри, какое дело господа содеяли! Пустили по миру тыщи народу. А в чем народ провинился?… Ты, Петровна, видала меня раньше, знаешь, какой я был белый да полный. А теперь гляди, какой я стал стручок! Всю силушку из меня завод выпил. Не ругай политиков: они для народа стараются, за правду бьются…

Встреча с Аграфеной Петровной и стариком вселила в душу Марфы Кали-ничны тревогу за будущее семьи. Народ начал голодать. Та же участь надвигается и на них. Долго ли продержишься на одной картошке и капусте? Старые, отцовские, сбережения ужена исходе. А что дальше?

Вскоре она притащила откуда-то огромный узел с грязным бельем. С этого дня в кухне постоянно слышалось ширканье мокрого белья в корыте.

Марфа Калинична брала белье у двух торговцев, державших бакалейные лавки на Большой дороге.

– Ох, ребята, как они блаженствуют, не то, что мы, – говорила она, приходя от лавочников, – давеча гляжу: на столе целая гора шанег, пирожков, с шанег масло льется. Тут еще большой пирог, видно, с рыбой ц витушек два листа. Барыня вышла, стала белье пересчитывать. И хоть бы одну витушечку мне сунула: отведай, мол. Нет, и не подумала. Уж так мне хотелось вам принести…

– Ты не вздумай у них попросить, – сказал как-то Яша. – Пусть они подавятся витушками. Мы знаем, откуда у богачей этих деньги: народ обсчитывают, вот и деньги.

Мать посмотрела на сына удивленно.

– Вон как заговорил парень! – сказала с тревогой в голосе. – Молчи ты, молчи! Как без лавочников проживешь?

– А так! – с дерзким вызовом в голосе засмеялся Яша. – Без богачей-то и начнется хорошая жизнь. Сами на себя будем работать.

– Ты кому-нибудь не брякни это с простой души…

– Я решил, мама, по какой дороге Саша пошел, и я по той пойду. И ты, мама, не отговаривай.

Марфа Калинична понурилась у окна. Пришло то, что она давно предчувствовала втайне и чего всегда страшилась: на опасную дорогу вступил и младший сын.

Спустя несколько дней Марфа Калинична отправилась к Аграфене Петровне. Несла ведерко картошки. Думала передать тайком от Окентича, не удалось.

– Вот это зря, – укоризненно встретил ее Окентич. – Ссориться будем, Марфа Калинична. Тащи назад.

– Да ведь у меня своя. Что ты, Василий Окентич!

– Не спорь. Не возьму. Живет без мужика и нас еще кормить хочет. Давай садись. Хочу тебя порадовать. Комитет наш разбогател маленько и особо нуждающимся дает способие. Ты в списке помечена. – Окентич расстегнул ворот рубахи, снял с шеи небольшой пузатый мешочек. – Капитал у сердца держу. Получай два с полтиной и здесь вот распишись. Грамотная?

Марфа Калинична вся так и всколыхнулась при виде серебряных рублевиков.

– Ой, да что это! Ровно с неба пали.

– Пожертвования. С миру по нитке – голому рубашка. – Окентич побрякал монетами и озабоченно проговорил: – Пятнадцати человекам взялся разнести, а, пожалуй, всем сегодня не сумею. Ноги что-то разломило, к ненастью, видно,

– Может, я? Куда на до-то? Окентич посмотрел на Марфу Калиничну испытующе. Понимала ли она, что это немудреное, на первый взгляд, дело исходит от партийного комитета? Но даже если н не понимала, то все равно дороже дорогого было ее из сердца вы-

рвавшееся желание поработать для общего блага.

– Только слушай, – предупредил он, отсчитывая деньги, – зря не заходи, заделье какое-нибудь придумай. На случай. Вот списочек на пять человек. Передавай деньги в большой тайности, чтобы ни одна душа не видела. Сумеешь?

– Ну, да как не суметь… Провожая Марфу Калиничну во двор,

Окентич сказал:

– Яша, дружок мой, как поживает?

Поди, по заводу соскучился? Нет? Да и я не особо, а на душе гребтит. От заводу – наше единственное пропитание. Говорят, начальство само хлопочет, чтобы завод открыть. Срочные, вишь, заказы пришли откуда-то, а работать некому. Их, значит, поджимают. И к тому же боятся. Слух ведь на месте не лежит, а, как искра, мечет во все стороны… Наши, кто переехал на другие заводы, тоже, я думаю, не молчат. Тлеет, тлеет, и большое пламя может полыхнуть. Чуешь?

15. ВЫДЕРЖИМ И ЭТО

Яша не скучал о заводе. С некоторого времени другое поглощало все его внимание: кружок, книги, лекции. Жажда знаний, не удовлетворенная в детстве и затем придушенная непосильной работой в литейной, вдруг пробудилась в нем с необычайной, как страсть, силой.

Узнав, что в городском краеведческом музее каждый вторник бесплатно читаются лекции по истории культуры, они с Петюшкой бежали за три версты, чтобы там, в полутемном зале музея, забившись в угол, впитывать ученую речь, смысл которой не всегда доходил до сознания. Неутешительный вывод («Ты что-нибудь понял?» – «Нет». – «И я нет».), вначале сильно их обескураживший, потом стал смущать меньше и даже, как ни странно, веселил, задорил обоих.

В своем кружке все было значительно проще, яснее. Студент из города, серьезный скромный парень, которого все звали товарищем Матвеем, не щеголял ни ученостью, ни иностранными словами. Его не стыдно было спросить о том, чего не понял. Да и рядом сидели такие же, как Яша, заводские ребята, едва-едва одолевшие два-три класса церковноприходской школы.

На одном из занятий студент ликующим, приподнятым голосом сообщил о том, что по всей стране остановились железные дороги и тем самым приостановилась вся торговля, промышленная и государственная деятельность. Он сказал также, что забастовала и местная железная дорога. Губернатор в ответ издал приказ: против скоплений народа на улицах пускать в ход оружие без всякого стеснения.

– Но ход истории никто уже не в силах остановить: ни губернатор, ни сам царь. Вся Россия встала на борьбу, – сказал студент и, умеряя жестом возбужденный говор, воскликнул: – А теперь, товарищи, споем «Варшавянку»!

Когда Яша пришел домой, Зоя, открыв дверь, ошеломила его неожиданной вестью: завод через три дня начнет работать, но принимать будут не всех, а, как