Уральский следопыт, 1982-02 - Журнал «Уральский следопыт»

которых не было ни в дневниковой записи, ни в докладной записке. Все находки, оказывается, сделаны в гроте. В дневниковой записи нет ни слова о консервных банках, в докладной – банки упоминаются, но сказано, что «подробно… не рассматривал». И только в воспоминаниях мы узнаем, что на одной из банок, когда ее почистили, проступила надпись France. Другие, казалось бы, весьма важные детали, о которых говорится в докладной, пропадают: обугленные дрова, доски с обшивки корабля и т. д.

Конечно, сейчас можно удивляться, почему Пьянков, если он видел банки, не сделал соответствующую запись в дневнике, хотя должен был сделать? Почему не взял с собой пустую банку, чтобы тщательно рассмотреть ее на базе?

Не наше дело разбираться а этом. Мы знаем, что топографу Пьянкову и всей гидрографической экспедиции на острове Большевик (1945 – 1947) пришлось много работать в тяжелых и опасных условиях. Они прошли пешком по арктическому бездорожью более 250 километров. Авторы настоящей статьи, имея опыт пеших маршрутов на Севере, прекрасно понимают, какими трудными были для усталых людей эти 250 километров. У нас нет прав винить их за что-либо, мы можем лишь высказывать сожаление.

Процитированные здесь докладная записка и воспоминания Пьянкова сами по себе достаточно убедительно показывают, что к ним нельзя относиться как к серьезным, строго достоверным материалам. Гипотеза, построенная на основании этих документов, не заслуживает доверия. Остается, следуя за М. И. Беловым, признать единственно приемлемым показанием дневниковую запись И. Н. Пьянкова за 11 июля 1947 года. В ней говорится лишь о «разобранном скелете человека: правая нога, большая берцовая кость и лопатки».

Но вот вопрос, были ли это кости человека?

В 1937 году в музей Арктики и Антарктики были переданы кости, найденные на острове в шхерах Минина, где в тридцатых годах советские гидрографы обнаружили следы экспедиции В… А. Русанова. Случайное совпадение, но и здесь были те же кости – большая берцовая и лопатки. Тридцать пять лет они значились в музее как кости человека. Многие посетители музея, среди них ученые, осматривали кости, и никто не высказал сомнения: человеческие ли? А в 1972 году экспертиза установила, что кости принадлежат… животным стада ластоногих.

Этот пример стоит иметь в виду, когда с легкостью необычайной говорится: найдены человеческие кости. Не так-то легко установить, чьи кости. Это может сделать только опытный врач, антрополог, зоолог.

В группе Н. Н. Пьянкова был врач Ю. Б. Вишневский. В 1971 году Пьянков пишет, что врач был в палатке и опознал принесенные кости как человеческие.

Начальник гидрографической экспедиции на острове Большевик П. Я. Михаленко свидетельствует, что в начале июля врач Вишневский с тяжелобольным рабочим Васильевым был отправлен на базу экспедиции с каюром Г, Л. Логиновым.

«Врач Вишневский Ю. В., – пишет П. Я. Михаленко в своей объяснительной записке от 12 марта 1972 года, – выбыл из группы т. Пьянкова за месяц до находок (12 июля) и видеть ничего из найденного (костей) не мог. Если бы он был очевидцем, то, безусловно, был бы мною обстоятельно опрошен на базе экспедиции, как Пьянков и рабочий…

Кости, которые видел Пьянков, возможно, были костями медведя. Кости голени и ступни медведя очень похожи на человеческие, и неспециалист их не различит. И, как мне помнится (при опросе), Пьянков нетвердо утверждал, что кости были именно человеческие…»

Сделаем свой собственный вывод: Н. Н. Пьянков нашел кости, которые принял за человеческие,

Что же было дальше? Обратимся снова к воспоминаниям Михаленко:

«В начале сентября 1947 года о находке Пьянкова в заливе Ахматова мною было сообщено радиограммой начальнику морских операций на Диксон. В радиограмме я просил прислать гидросамолет, который имелся у штаба моропераций, для полета на поиски в залив Ахматова. Через несколько дней от зам. начальника Гидрографического управления А. И. Косого, который находился на Диксоне, поступил ответ, что послать самолет нет возможности».

Конечно, досадно, что сообщение Пьянкова не было сразу проверено. Но на нет, как говорится, и суда нет.

В 1949 году вышел первый том «Летописи Севера». В нем была напечатана статья А. И. Косого «Лагерь неизвестного морехода в заливе Ахматова». Речь идет о находке Пьянкова.

«12 июня 1947 года была сделана удивительная находка», – пишет А. И. Косой.

Мы помним: в единственном документе – служебном дневнике Н. И. Пьянкова – находка отмечена 11 июля. В объяснительной записке указан следующий день. Сделана находка, разумеется, 11-го, в докладной топограф ошибся. Нам важно теперь подчеркнуть не то, что автор статьи повторяет ошибку Пьянкова, а то, что А. И. Косой не ознакомился с единственным существующим документом.

«В верховьях залива Ахматова (северо-восточное побережье острова) на западном берегу были найдены части человеческого скелета, – пишет далее А. И. Косой, – в 300 м от берега на поверхности земли, на участке радиусом около тридцати метров, были разбросаны отдельные кости: правая голень со ступней, часть позвоночника, ребра, правая лопатка. В этом же месте обнаружены остатки костра, вокруг которого валялось пять вскрытых пустых консервных банок…

Через несколько дней на побережье залива несколькими километрами ближе к его вершине была сделана новая находка – на берегу были обнаружены доски, скрепленные болтами. По внешнему виду доски напоминали обшивку корабля. Концы досок прогнили, болты были изъедены ржавчиной».

Удивительная интерпретация! Разбросанные банки точно по волшебству собираются вокруг остатков костра. Доски оказываются скрепленными болтами, которые изъедены ржавчиной. Все это ново. Всего этого нет в докладной. И главное – все организованно, упорядочено. Это именно «лагерь морехода».

«П© остаткам костра, ржавчине, покрывающей банки, можно было без труда определить, что трагедия, следы которой неожиданно открыты, разыгралась всего лишь несколько десятков лет назад», – пишет А. И. Косой.

Даже опытные эксперты, используя самые современные методы, не всегда могут дать подобное заключение. А ведь автор статьи не видел ни банок, ни остатков костра.

После того как был сделан столь сенсационный вывод, естественно, мысль закрутилась дальше: до 1947 года ни одна из известных экспедиций не была в заливе Ахматова, экспедиция Русанова пропала без вести в 1912 году (за год до открытия Северной Земли), ее следы обнаружены «всего» километрах в 600 к западу. И дальше вывод: «лагерь неизвестного морехода» – это стоянка В. А. Русанова.

Так был подвергнут сомнению приоритет Б. А. Вилькицкого. Так родилась «тайна залива Ахматова». Романтичная, но построенная, как мы видим, на зыбком фундаменте.

…Если школьник на уроке географии начнет спор по поводу того, кто же открыл Северную Землю – Вилькицкий или каверинский Татаринов, огорчаться