Апрельское, или Секрет забытого письма - Елена Андреевна Тюрина

также пригласили и дали ему слово. Это была его первая серьёзная работа. Молодой парень, выпускник нашего областного художественного училища, несмотря на явную робость, был горд собой. И заслуженно.

К памятнику вела вымощенная плитами дорожка. Стояла девушка на камне, и на нём же крепилась табличка с текстом и датой расстрела покоящихся здесь мирных жителей. Указано было просто — лето 1943 года.

К подножию памятника возложили цветы и люди стали постепенно расходиться. Начал накрапывать дождь.

— И куда это мы убегаем? Скромница вы наша! — прозвучало у меня за спиной, когда я уже собиралась сесть в машину.

Обернулась. Лёка! Совсем такая же, как десять лет назад! Только с мальчиком. Видимо, внук.

Мы принялись обниматься.

— А ты ещё краше стала! — заявила Леокадия Сергеевна. — Бесподобно выглядишь! Причёска шикарная! Не ожидала тебя в наших краях увидеть.

— Если честно, я сама не ожидала, что приеду.

Наконец с неба хлынуло, и я пригласила их в машину, иначе мы бы совсем промокли, а мне ещё в ресторан сегодня нужно попасть. Внук Лёки с готовностью запрыгнул на заднее сидение и уткнулся в телефон.

— Вы знаете, что этот памятник оплатил Максим? — спросила я. — Только не захотел это афишировать.

— Да ну, — Лёка недоверчиво фыркнула. — Кто? Богорад? Никогда не поверю! А что ж он, если такой благородный, сам не приехал сюда?

— Вот не знаю. Сама об этом думаю.

— Он как женился, так больше и не появлялся в наших краях. Только раз, на похороны отца, приезжал.

Одна короткая реплика, а сколько в ней новостей...

— Илья Андреевич умер? — запнувшись, спросила я.

Того, что Максим женат, следовало ожидать. Всё-таки тоже уже не мальчик. Только если женат, что ж он такие заявления на всю страну делает, говоря другой женщине, что она будет его? Совсем жену ни во что не ставит? Да и меня не уважает, если думает, что я соглашусь «быть его», особенно в роли любовницы.

— Да, умер. Года четыре назад.

О том, что тогда со мной случилось, Лёка тактично не расспрашивала. Хотя, наверное, в посёлке это обсудили уже вдоль и поперёк. Оставалось только надеяться, что никто не решил, будто я была пьяна и поэтому угодила под машину.

Пока мы беседовали, ливень усилился. Люди разбегались, кто куда, и вскоре поле вокруг памятника совсем опустело. Одинокая цыганка с мальчиком осталась совсем одна, омываемая потоками льющей с неба воды. Словно кто-то свыше её оплакивал…

Интересно, чьей идеей была именно такая композиция? Максима? Или кого-то другого? В любом случае человек, придумавший это, явно был знаком с рассказанной в письмах историей. Потому что в настолько точные совпадения я не верила.

— Давайте, отвезу вас домой, — предложила я Лёке.

Надеюсь, дорогу назад найду без проблем. Ведь нужно успеть на фуршет! Ещё утром я была твёрдо намерена уехать сразу после презентации. А потом и на открытие памятника поехала, и в ресторан собиралась. Надеялась увидеть там Максима? Приходилось признаться в этом самой себе. Но после его речи на пресс-конференции меня, как говорит иногда отец, коротнуло. До сих пор не могла вдохнуть полной грудью и привести мысли в порядок. Что-то влекло меня туда, может и на беду. Однажды я уже вошла в эту реку. А если верить пословице, в одну реку нельзя войти дважды. Потому что всё меняется и время течёт, как вода, а значит, река уже будет другой. На каждого входящего притекают новые и новые воды. Может, и с человеком так же? Может быть, он тоже становится другим? Вода утекла, и мы оба поменялись. Воротиться назад до того момента, как всё произошло, не получится. Как река движется только вперёд, так и нам нужно всё забыть, отпустить старые обиды и двигаться дальше. Раз уж так вышло, что мы снова встретились, неправильно избегать друг друга. Тем более что он нашёл в себе смелость попросить прощения. Только вот это «всё равно ты будешь моей» меня тревожило и приводило в смятение…

Глава 15

Я окончательно пришла к мысли, что пора уезжать, когда изрядно пригубившая сливовой наливки Лёка и несколько её соседок затянули любимую застольную песню всего Советского Союза — «Огней так много золотых на улицах Саратова». Ничего грустнее для меня и придумать сейчас нельзя было. На словах «а я люблю женатого» я сама чуть не разрыдалась, хоть и не пила ни капли. Не песня, а какое-то издевательство. С её помощью меня можно было бы пытать. Там каждая строчка всю душу наизнанку вывернет.

Времени уже почти пять часов дня, а мне ещё больше часа добираться. В ресторане нужно быть к восьми. Я случайно вспомнила, что телефон на режиме полёта. Включила. Оказалось, Андрей снова звонил, и Ирина. Наверное, хотела выяснить, куда я опять подевалась.

Сто раз извинившись, что уезжаю, напоследок расцелованная Лёкой, я наконец-то села в машину.

Успела заехать домой, переоделась в вечерний наряд — лаконичное чёрное платье, — поправила причёску и макияж, и почти вовремя подрулила к ресторану Purple Eye. Место почти на самом краю города казалось немного странным выбором для такого заведения. Но, судя по уставленной автомобилями парковке, отбоя от посетителей здесь не было. Насколько я знаю, в ресторане имелось четыре зала, и для нашего фуршета арендовали один из них, расположенный на втором этаже.

Пока шла к входу, невольно посмотрела на припаркованные поблизости машины. Взгляд зацепился за чёрный джип. Но потом я заметила ещё штук пять похожих.

Главным украшением этого места были лилии. Неоновые и в виде пурпурных узоров на обитых пепельным шёлком стенах, посуда и зеркала также в форме цветов. В общем, они были везде. Неудивительно, ведь Пурпл Ай — это сорт азиатской лилии бесподобного ярко-розового цвета с почти чёрным центром и напылением. Здесь всё радовало глаз и вызывало эстетическое удовольствие. Даже по фасаду здания можно было сделать вывод, что место шикарное. Что уж говорить о внутренних интерьерах. Организаторы явно не поскупились на то, чтобы порадовать своих гостей. Хотя, признаться, отдых в таком дорогом заведении в моём понимании не очень вязался с меценатством и благотворительностью.

Вместо обещанного фуршета меня ждал настоящий банкет. И гостей оказалось совсем не много. Очень уж узкий круг. Габриелян, Ростовский и Богорад сидели за одним столиком. С ними ещё какая-то хохотушка. Её звонкий смех я услышала ещё на лестнице,