Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

о ситуации в Казахском ханстве. Очевидно, что необходимой информацией в Петербурге не владели. Но к этому моменту в новой Российской империи уже была сильная централизованная бюрократия. Не случайно среди задач экспедиции советника Ивана Кириллова в 1734 году было указано, что ему необходимо «стараться иметь верные и скорые известия о всех народах, пограничных с Россией»[117]. После постановки соответствующих задач и предпринятых усилий уровень информированности о внутреннем положении дел в Казахской степи со временем существенно возрос.

Постепенно качество информационного сопровождения российской политики на казахском направлении растёт. К примеру, уже в 1759 году в записке, написанной всё тем же Тевкелевым и советником Рычковым в коллегию иностранных дел, можно было встретить очень интересные оценки ситуации с сопутствующими рекомендациями. «А понеже разные примеры находятся, что такие степные и кочующие народы в их безсилие и изнурение ничем так не приводятся, как сами собою, то есть междоусобными их несогласиями. Особливо же в свежой памяти находится нынешнее зюнгорского народа совершенное разорение, которой китайцы всегда себе опаснейшим соседом имели и разные разорения от него видили, ибо как много они не домогались оной победить или им овладеть, но пока у их, зюнгорских владельцов, междоусобных ссор не произошло, ничего успеть в том не могли, а как нашли их друг против друга воюющих (к чему они, китайцы, может быть под рукою и побуждение делали) и совершенно изнуренных, то уже нетрудно им было всех расхитить и владение их зюнгорское вовсе опустошить. Того ради и в рассуждении киргис-кайсацкого народа самые удобные и легчайшие средства, чтоб тогда примышлять такие способы, чрез которые б владельцов и старшин между собою в разврат и несогласие приводить. Итак одних против других побуждая, напреде ими ж самими их усмирять и обезсиливать»[118]. По тексту записки видно, что официальные российские представители уже вполне чётко сформулировали слабые места казахского общества с его низкой степенью централизации власти и противоречиями внутри элиты, а также выдвигали рекомендации с методикой оказания влияния на поведение её представителей.

Но в 1731 году такого понимания ситуации у российских властей ещё не было. Тевкелев и направившие его чиновники из Петербурга, скорее всего, полагали, что хан Абулхаир является таким же полновластным правителем в своём государстве, как, к примеру, Галдан-Церен в Джунгарском ханстве или в определённой степени Аюка-хан в Калмыцком ханстве на Волге. Ещё в 1734 году указанный выше советник Кириллов должен был разъяснять императрице Анне специфику степной ситуации, что Галдан-Церен «не так как киргиз-кайсацкие ханы над своими безвластны, но оный зенгорский владелец власть над подданными имеет подобно самодержавной»[119]. В тот момент, когда российские власти отправляли Тевкелева к Абулхаиру, они наверняка думали, что присоединение Абулхаира автоматически решит все заявленные задачи.

Например, что оно откроет России дорогу в Среднюю Азию. В 1717 году при Петре I был организован поход в Хиву отряда князя Бековича-Черкасского, который закончился его разгромом. Присоединение Казахского ханства теоретически должно было автоматически вывести российские владения на границы с Хивой. Это должно было помочь, с одной стороны, реализации целей политики России, которые были поставлены ещё Петром. С другой — в Петербурге явно не хотели бы оставлять безнаказанным уничтожение российского отряда.

В России также могли рассчитывать, что Казахское ханство способно обеспечить прикрытие сибирских владений России с их степного фланга против тех же джунгар, а в случае возникновения необходимости и против Цинской империи. В 1715 году вверх по Иртышу была отправлена экспедиция Ивана Бухгольца, которая вынуждена была вернуться после неудачных столкновений с джунгарами на Ямышевском озере. Результатом данной экспедиции стало строительство Омской крепости. И хотя в 1720 году российскому полковнику Лихареву удалось также построить ещё и крепость Усть-Каменогорск, тем не менее на повестке дня оставался конфликт интересов с Джунгарским ханством из-за спорных территорий и так называемых «двоеданцев». Последние платили налоги одновременно и России и джунгарам.

И, наконец, в России могли полагать, что в случае принятия подданства Абулхаиром прекратится противостояние со взаимными набегами на границе между казахами и другими российскими подданными — казаками, калмыками и башкирами. Помимо этого имели значение также и другие обстоятельства. В частности, у Российской империи на повестке дня уже стояла война против Османской империи и Крымского ханства. Для этого ей были необходимы калмыцкие войска, особенно эффективные для действий на обширном степном фронте от Северного Кавказа до Западного Причерноморья. Естественно, чтобы в полной мере использовать военный потенциал калмыков, нужно было обеспечить их тыл со стороны казахов.

Но после возвращения Тевкелева стало очевидно, что все эти планы имеют мало шансов на реализацию. И хотя вслед за Абулхаиром с вопросом о подданстве к России обратились другие казахские ханы и султаны, например, хан Самеке и султан Батыр, для России это не могло кардинально изменить ситуацию на восточном степном направлении. Так, продолжались столкновения на границе, торговые караваны периодически подвергались нападениям.

Так, уже в 1732 году был атакован караван российского полковника Гарбера. По этому поводу Тевкелев написал 20 июня 1732 года в коллегию иностранных дел. «А он салтан (Батыр-султан), от такова их намерения (нападения на караван полковника Гарбера) унять не мог, понеже, они, кайсаки, люди вольные и ханов мало слушают»[120]. Кроме того, хан Самеке организовал нападения на башкир. Это обстоятельство потребовало его повторного вступления в переговоры по вопросу подданства. В 1734 году советник Кириллов вёз Самеке новый указ российской императрицы. В нём указывалось, что Самеке своим нападением на башкир нарушил присягу России, но тем не менее подтверждалось согласие на повторную присягу[121]. Очевидно, что для России, несмотря на все издержки, было принципиально важно закрепить ту тенденцию в отношениях с казахами, которая наметилась в связи с первой присягой ханов Абулхаира и Самеке.

В результате процесс взаимодействия России с казахами продолжал активно развиваться. В некотором смысле обращение Абулхаира с просьбой о подданстве способствовало росту российского интереса и к казахским делам и к политике на восточном направлении. 1 мая 1734 года императрица Анна одобрила так называемый «Среднеазиатский проект», подготовленный в форме записки упомянутым выше обер-секретарём Сената советником Кирилловым «Изъяснения о киргис-кайсацкой и каракалпакской ордах»[122]. В рамках реализации данного проекта в том же году для установления более устойчивых отношений с казахами и укрепления присутствия России в регион была отправлена масштабная экспедиция. Впоследствии она получила название Оренбургской, её руководителем стал сам Кириллов.

Он получил подробные инструкции, в том числе должен был построить крепость, о которой просил хан Абулхаир. Кроме того, в