Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

когда-то плативших ясак только в ойратскую казну, а затем под нажимом русских властей переставших вносить этот ясак или принужденных вносить его и Джунгарии и России. Галдан-Церен требовал возвращения ему всех кыштымов»[91]. Борьба за тех, кто платил ясак, была борьбой за контроль территории. По большому счёту это было более важно, чем простое увеличение количества налогоплательщиков.

В связи с этим весьма показательно, какие инструкции были получены российскими представителями во время подготовки переговоров между Россией и империей Цин в Нерчинске в 1688 году. В случае, если бы послы Цин заявили претензии на территории вокруг Нерчинска, посол должен был ответить, что «те места, на которых царского величества подданные построили Нерчинский и Албазинский остроги, никогда во владении ханова высочества не бывали, а жили на той земле ясачные люди и платили ясак в сторону царского величества. А естли когда в древних летах те даурские жители и в сторону царского высочества ясак платили, и то чинили они поневоле, что в те места царского величества от городов были тогда в дальнем разстоянии»[92]. Но при этом упоминание о «ясачных людях» было только одним из аргументов при переговорах, который при этом не играл определяющей роли.

Все решали соображения региональной политики, а также преимущество в силе и способность её применить. С точки зрения региональной политики для империи Цин в этот момент было важно заключить договор с Россией, чтобы избежать её сближения с Джунгарским ханством. В условиях войны маньчжурской армии с джунгарами за Монголию это имело огромное значение. «Во имя того, чтобы получить безопасный фланг в борьбе с Галданом, а именно это сулил ему договор о мире с Русским государством, Сюань Е решил отказаться от притязаний на земли Нерчинска»[93]. Для России также был важен договор с маньчжурами, потому что в конце XVII века она ещё не имела возможности противостоять военной мощи империи Цин на границах с Восточной Сибирью.

Для нас в данном случае важно, что ясак был непременным условием любых соглашений о подданстве. Причём речь шла не только о кочевых народах, «ясачными людьми» в России до начала XVIII века называли татарских, марийских, мордовских крестьян и так называемых «сибирских инородцах». Но само подданство реально наступало в тот момент, когда зависимые люди начинали выплачивать ясак, пусть даже он носил символический характер.

К примеру, ясак платили казахи Старшего жуза, которые оказались в зависимости от Джунгарского ханства. «По шкуре корсачей (шкурка степной лисицы-корсака. — Прим. авт.) с души» взыскивалось с казахов Старшего жуза, когда была упрочена его зависимость от Джунгарии при Галдан-Церене и после вторжения джунгар в его владения в 1741 году»[94]. Население оседлых территорий могло выплачивать в качестве ясака различную продукцию. В частности, «широко практиковались также сборы предметами вооружения (порох, панцыри, латы). Послы Галдан-Церена приехавшие в 1744 году в Туркестан с требованием дани «взяли на него Галдан-Церена пороху ручного и свинцу…»[95]. Выплаты ясака обычно были связаны с угрозой применения насилия. Но возможны были также и другие методы. Александр Эткинд писал, что в практике Московского государства было «приносить «дары» вождям племён, поддерживать дружбу с шаманами и даже усыновлять аманатов, вооружать одно племя против другого — таковы были обычные методы принуждать племена к выплате ясака»[96].

В этой ситуации характерно, что казахские ханы и султаны не платили ясака, хотя обязывались это сделать. Это наглядно демонстрирует, что отношения зависимости между ними и российскими властями носили формальный характер. И все участники процесса хорошо это понимали. В частности, в заключении коллегии иностранных дел на обращение хана Абулхаира о подданстве указывалось: «Вышеозначенных кайсаков в подданство е.и.в. принять мочно… Что же они обещают давать ясак, то разсуждается, брать с них то, ежели они что сами добровольно давать станут, а неволию ничего не требовать, хотя б они и ничего тех податей платить не похотели»[97]. В российской бюрократии того времени вполне отдавали себе отчёт, что у России нет реальных возможностей контролировать своих новых подданных.

При этом для самой России обращение Абулхаира за подданством было довольно неожиданным. С этой точки зрения интересна оценка данного события, сделанная Алексеем Левшиным: «Неожиданное и приятное происшествие сие, которого истинных причин ещё не знали в Петербурге, было принято с радостию. Оно льстило славе государства, ибо присоединяло к нему без малейшего кровопролития несколько сот тысяч новых подданных. Оно обещало спокойствие и безопасность юго-восточным областям нашим, столь долго страдавшим от опустошительных нападений киргиз-казаков. Наконец, оно открывало для правительства множество блестящих надежд по торговле. Надеялись, что киргиз-казаки послужат и усмирению внутренних неприятелей России, башкиров, беспокоящих правительство частыми бунтами»[98]. Характерно, что это произошло в момент прихода к власти Анны Иоанновны, которая только что в мае 1730 года была коронована императрицей России. Для начала её царствования это было действительно очень удачное событие.

Стоит отметить, что как раз при Анне Иоанновне Российская империя переходит к активной наступательной политике на степном направлении. Для этого активно используется тот весьма значительный потенциал, который был накоплен в ходе преобразований Петра I. В целом возможности государства в России заметно выросли. Оно получило возможность концентрировать ресурсы для решения важных для него задач, в том числе для создания вместо поместных служилых людей централизованно управляемой армии. В связи с этим, если в допетровские времена Россия испытывала недостаток ресурсов для надёжного обеспечения своих границ, то с приобретением новых возможностей она могла выйти за их пределы.

Для кочевых обществ это означало, что Российская империя получает возможность использовать новую тактику — активно продвигать линии крепостей вглубь степи, с тем чтобы ограничить кочевникам пространство для манёвра. В этом случае кочевники становились уязвимыми, они теряли возможность маневрировать, в том числе для того, чтобы уйти от любых форм давления со стороны российских властей. С одной стороны, это имело отношение к военным ударам со стороны российской армии. С другой — это касалось налогового давления со стороны государства. Для кочевников именно потеря манёвра, свободы действий и переход в статус податного сословия были самыми болезненными последствиями потери самостоятельности. Первыми с этим столкнулись башкиры, когда в 1735 году российские власти начали строительство линии крепостей, которая должна была ограничить их передвижения.

Однако в целом во времена Анны Иоановны главным приоритетом наступательной политики Российской империи было Причерноморье, а главным противником Крымское ханство. Среди задач такой политики было прекращение нападений со стороны кочевников, лояльных Крымскому ханству и в перспективе хозяйственное освоение обширных