«Работа мечты». За кулисами индустрии моды - Джулия Менситьери

причинам. Конвертация символического капитала в экономический также зависит от соблюдения правил игры и от определенного стечения обстоятельств, иначе именуемого «счастливым случаем» (Menger 2009), «шансом» или «риском» (Бек 2000). Кандака работает бесплатно, потому что это привилегия — сняться бок о бок со знаменитостью, а не потому, что надеется когда-либо конвертировать эту видимость в деньги, хотя одно не исключает другого. Видимость — это плата за ее работу, это капитал сам по себе, позволяющий получить доступ к элите желания.

Работа в сфере моды как постфордистская работа

Денежное вознаграждение не единственная форма оплаты в мире моды, и логика «отрицания экономики» (Bourdieu 1992) характерна не только для этого профессионального сектора. В действительности мода имеет много общего с другими сферами деятельности, связанными с культурой, знаниями или творчеством. Джина Нефф, Элизабет Виссингер и Шэрон Зукин сравнили работу моделей и участников проектов в области новых медиа (от программистов до дизайнеров), чтобы понять, как предпринимательская модель распространяется в креативных индустриях, и указать на тривиализацию риска в этих профессиях (Neff et al. 2005). Они выявили те же особенности, которые я смогла обнаружить в ходе своего исследования: культурная ценность крутизны, акцент на творчестве, независимость, важность сети контактов, инвестиции в себя и само «я» как потенциальная инвестиция, эмоциональный компонент и готовность рисковать при построении карьеры в этом секторе. Перечисленные аспекты, не являясь специфическими только для сферы моды или интернета, характеризуют труд в целом в постфордистскую эпоху[82] (Corsani et al. 1996).

Начиная с 1980‑х годов во время перехода богатых стран от индустриальной экономики к экономике услуг капитализм присвоил себе богемные модели существования (Lloyd 2010; Gill 2007), продвигавшиеся протестными движениями 1960‑х годов. Эти движения отвергали монетизацию существования и отчуждение, вызванное штатным наемным трудом, и выступали за творческое самовыражение, самореализацию и автономию. Эти аспекты позже были введены в предпринимательскую модель и объединены с основными чертами неолиберализма: принятием риска, отождествлением работника со своей работой, а также ответственностью человека за собственные успехи и неудачи. Начиная с 1990‑х годов — эры Новой экономики — через официальную риторику властей и литературу на стыке менеджмента, маркетинга и социологии (Leadbeater 2000; Florida 2002) капитализм возвел творческого работника из маргинального положения в образец и предложил увидеть в нем новаторскую фигуру работника будущего (Menger 2003).

Социологи Дэвид Хесмондхалг и Сара Бейкер (Hesmondhalgh & Baker 2010) перечислили характеристики этих рабочих мест: низкая заработная плата, гибкий график работы, отсутствие защищенности и неопределенность, важность полезных связей и социального капитала, изолированность, а также сильная тенденция к самоэксплуатации. Эта динамика бесплатного или символически вознаграждаемого труда является центральным элементом производства в современном капитализме. Работа в сфере моды полностью вписывается в систему постфордистского труда, несмотря на мнимую исключительность из‑за окутывающего ее ореола мечты. Понятие «джекпот», введенное Эшли Мирс, особенно хорошо иллюстрирует связь между работой в сфере моды и неолиберальным политическим проектом (см. также: Hilgers 2013). Оно отражает нормализацию неопределенности и «лотереи» (Menger 2009), которые формируют асимметричное и иерархическое распределение символического и экономического капиталов. В одном из документальных фильмов о высокой моде Карл Лагерфельд так высказался о профессиях в мире моды: «В таких профессиях, как мода, как кино, там несправедливость, полная несправедливость. Что-то удается не потому, что вы хотите это сделать, а по совершенно необъяснимым причинам. Это полная несправедливость, но это так, вот и все»[83].

Лагерфельд заявляет о несправедливости как норме в определенных профессиональных сферах. Однако в его речи несправедливость связана с некими необъяснимыми причинами, в то время как реальная несправедливость мира моды заключается в асимметричном распределении богатств. Мода — индустрия с огромными прибылями, но эти деньги распределяются совершенно неравномерно. Меньшинство, к которому принадлежит Лагерфельд, владеет состоянием и получает огромный доход, в то время как большинство работников, создающих моду, имеют нестабильную занятость или работают бесплатно. Говорить о несправедливости, связанной с риском или удачей, не борясь с этим и не осуждая, значит поддерживать эту асимметрию. Соглашаясь работать бесплатно, абстрагируясь от денежного вопроса, работники моды, опрошенные мной в ходе исследования, таким образом, придерживаются концепции Лагерфельда. Структурное неравенство в этой отрасли воспринимается работниками не как несправедливость или эксплуатация, а скорее как везение или невезение — что деполитизирует неравенство и переносит его на уровень отдельных людей и их личных траекторий. То, что на самом деле является вопиющей несправедливостью по отношению к ним, они рассматривают как риск, на который нужно пойти, чтобы хоть немного приблизиться к мечте и продолжить гонку за джекпотом (который сам по себе является мечтой о престиже и богатстве), довольствуясь на этом пути узнаваемостью взамен денежного вознаграждения.

Понятие риска в высшей степени свойственно неолиберализму, поскольку риск является основополагающей чертой финансового капитализма, игры на бирже и всей модели управления. Из мира финансов и бизнеса дух риска и индивидуальной ответственности (Boltanski & Chiapello 1999) распространился на многие профессиональные отрасли, особенно связанные с творчеством и культурой, и был усвоен работниками. Именно в силу внедрения риска и логики демонетизации труда эти профессиональные секторы были созданы капитализмом как модели или предвестники, обрисовывающие контуры будущего труда. Культивируя отношение к собственному труду как к вынужденному риску, на который стоит пойти ради будущей выгоды, капитализм маскирует неравенство, которое необходимо ему для выживания, и переводит его на индивидуальный уровень. Если убрать весь сопутствующий шик и лоск, то окажется, что работа в сфере моды отличается от работы в других профессиональных сферах не правилами, которые ее структурируют, а скорее усилением неравенства и асимметрии, которые ее регулируют и которые являются неотъемлемой частью капитализма.

6. Престиж и прекариат. Символическая и материальная география

Мия в интерьере

Сиреневое пальто Gucci из страусиной кожи висит на ширме, отделяющей кухню-гостиную от спальной зоны в квартире Мии и Хайме. Они ездили смотреть очередную квартиру: Мия и Хайме ищут жилье, где бы у каждого была своя спальня. Квартира им понравилась, но они вновь получили отказ, и все по той же причине: у Мии нет постоянной зарплаты. Владелец был бы готов посмотреть на это сквозь пальцы, переведи они на его счет 17 000 евро в качестве гарантии, но у них нет таких денег. Расстроенная Мия швыряет сумку на стол в гостиной, который одновременно служит как письменным, так и обеденным, — эта сумка стоимостью 2500 евро является платой за недельное сотрудничество с крупным модным домом класса люкс, где Мия разрабатывала «луки» и присутствовала при примерке селебрити перед показом. В качестве вознаграждения она получила ваучер на 5000 евро,