Ренессанс XII века - Чарльз Хаскинс

Наиболее ранний образец нового эпистолярного стиля – «прелестным новым стилем»[105] его не назовешь – продемонстрировал Альберих из Монтекассино, живший во времена плодотворного правления аббата Дезидерия (1058–1086). Правда, искусство составления официальных писем или документов (потому как официальные документы Средних веков унаследовали римскую эпистолярную форму), будучи сохраненным нотариями и королевскими писцами, никуда не исчезало в раннее Средневековье; но это было строго утилитарное искусство, которому обучали путем копирования стандартных типов и образцов, безо всякой свободы или естественности выражения. Несомненно, такие собрания оставались на протяжении всего Средневековья очень популярными и одинаково полезными как для публичной, так и для частной переписки. Ведь во времена неграмотности самым простым способом написать письмо было воспроизведение уже написанного, и сборники писем все еще в ходу среди малообразованных людей. Новшество конца XI – начала XII века состояло в подготовке кратких руководств по искусству написания писем, отвечающих запросам времени и сопровождаемых пояснениями, будь то разрозненные примеры или систематизированные дополнения. Альберих, грамматик, автор житий святых, стихов и полемических памфлетов, по-видимому, не был первым, кто писал такие сочинения, но он был первым из тех, чьи работы до нас дошли. Его «Бревиарий искусства сочинения» (Breviarium de dictamine) все еще полнится тем, что мы сейчас назвали бы грамматикой, ему недостает иллюстративности, но это сочинение нового образца. Альберих, чьи «Цветочки искусства сочинения» (Flores dictaminum)[106] демонстрируют знакомство автора с классическими текстами, был, по-видимому, также ответственен и за возрождение античной ритмической прозы, или cursus, в ее новой, акцентуальной форме, которую она сохраняла вплоть до появления итальянских гуманистов. Один из его учеников, Джованни Каэтани, канцлер Римской курии, а позже папа Геласий II (1118–1119), конечно же, ввел ее в обиход папской канцелярии, где под названием cursus Romane curie она стала индикатором подлинности документов Святого престола.

Однако будущее «искусства сочинения» в Италии было связано не с Римом и Монтекассино, а с Болоньей, куда оно было перенесено в начале XII века. Вполне естественно, что dictamen, сохраненное в раннем Средневековье как дополнение к юридической подготовке, а впоследствии безоговорочно утвердившееся в качестве независимого предмета профессионального изучения в величайшей из средневековых юридических школ, начали напрямую связывать с преподаванием права. В такой обстановке особое значение придавалось практической стороне дела, и к XIII веку сформировалось отдельное «нотариальное искусство» (ars notaria), занимающееся составлением нотариальных актов, со своими научными степенями, факультетом и профессорами, склонными проявлять нескрываемое пренебрежение к гуманистической риторике и всему, что с ней связано. На страницах чванливого и искрометного болонского профессора Бонкомпаньо, писавшего в начале XIII века, мы видим, что изучение риторики превратилось в краткий «бизнес-курс», преподаватели которого хорошо понимали рекламное ремесло. «Древняя риторика» (Antiqua rhetorica) Бонкомпаньо читалась публично, а ее автор, использовавший любую возможность для саморекламы, был коронован лавровым венком в Болонье в 1215-м и в Падуе в 1226 году. Более деликатный гуманизм Орлеана и Шартра от такого был далек.

Тем временем «искусство сочинения» оказалось во Франции, где пустило корни на благоприятной почве Орлеана и развивалось в тесной связи с классической традицией местной школы, готовившей секретарей для Папской курии. Руководства, написанные в Орлеане и Туре, не обращались к Цицерону и Квинтилиану, но подчеркивали латинскую композицию в прозе и стихах. Письма в этих руководствах написаны прозой, напоминающей поэзию вагантов. Такие собрания писем стали особенно популярны в правление Филиппа Августа (1180–1223), превратившись, пожалуй, даже в символ жизнеспособности литературной традиции Орлеана. Примечательно, что это замечание справедливо главным образом в отношении откровенно художественных элементов, которые мы встречаем в этих рукописях: в переписке между Парисом и Еленой, Одиссеем и Пенелопой, Зимой и Весной, Душой и Телом, Жизнью и Смертью, Человеком и Дьяволом, а также в письмах, описывающих деликатные ситуации, которые обычно не излагали на бумаге, – со всем этим обращались мастерски и свободно, нередко в античном духе. В таких сборниках часто попадаются несколько писем, прославляющих риторику и достижения конкретных учителей этого искусства, а некоторые, как мы увидим далее, посвящены историям из студенческой жизни. Основная историческая ценность подобных сборников, где столь многое придумано специально, заключается не в сохранении отдельных деталей, а в отражении общего состояния эпохи. Цель составителя заключалась в том, чтобы подыскать примеры для писем на все случаи жизни, и если подходящего источника не оказывалось под рукой, то он выдумывал его сам или заимствовал из лучших работ своих учеников; с одной стороны, мы имеем коллекции архивных документов, с другой – собрания образцовой фантазии.

В теории структура письма обычно подразумевала пять частей: приветствие – пункт, к которому средневековый этикет был весьма строг, форма обращения тщательно устанавливалась для каждого звания и положения в обществе; вступление (exordium или captatio benevolentie), предназначенное для того, чтобы привести читателя в правильное расположение духа, и часто состоящее из крылатого выражения или фрагмента Священного Писания; изложение или повествование; просьба — она всегда ожидалась и, скорее всего, принимала форму логического вывода из всего вышеизложенного; и, наконец, заключение. Вот простой анализ письма без отклонений и отступлений, которые сопровождали его в оригинале:

К своему отцу Г. с подобающей любовью. (Это приветствие.) Я многим обязан вам за те деньги, что вы прислали мне. (Это вступление.) Но я хотел бы, чтобы вы знали, что я все еще беден, поскольку потратил на школы то, что у меня было, а то, что недавно пришло от вас, – лишь малая помощь, ведь я использовал эти деньги, чтобы оплатить некоторые мои долги, а мои бо́льшие задолженности все еще остаются неоплаченными. (Это изложение.) Посему я прошу вас прислать еще сколько-нибудь. (Это просьба.) Потому что если вы этого не сделаете, то я потеряю книги, которые заложил евреям, и буду вынужден вернуться домой, не доведя дело до конца. (Это заключение.)[107]

Похожее заключение, но более выразительное, находим в другом письме:

Своим дражайшим и уважаемым родителям М. Мартру, рыцарю, и М., его жене, М. и С., их сыновья, шлют привет и сыновье послушание. Шлем письмо, чтобы вы знали, что по божественной милости мы живем в добром здравии в городе Орлеане и посвящаем себя лишь учению, помня слова Катона: «Похвальное дело – знать что-нибудь» и т. д. Мы занимаем хорошенькое жилище по соседству со школами и рынком, так что можем ходить в школу каждый день, не промочив ног. У нас хорошие товарищи, довольно успешные в своих науках и прекрасного нрава, – это то достоинство, которое мы высоко ценим,