Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

Жизнь в Падуе была нелегка. Кампанелла вынужден зарабатывать частными уроками и пользоваться вспомоществованием друзей. Среди работ падуанского периода наиболее интересны «Апология Телезио», которую Кампанелла отсылает тосканскому герцогу; «Новая физиология» – ответ на книгу Андреа Кьокко «Философские и медицинские исследования» (в которой автор критиковал Телезио и современную экспериментальную медицину, пользуясь давно неактуальными писаниями Аристотеля и Галена Пергамского), а также своеобразное воззвание «Речи к итальянским государям» – тогда фра Томмазо еще надеется на их сознательность, побуждая объединиться (читай: против общего врага – Испании) и создать общеитальянское государство (почти за три столетия до реального осуществления этой идеи!) с выборным сенатом при папе римском. Но Кампанелла был достаточно проницателен и не мог не видеть, что каждый итальянский князек печется только о собственной выгоде и благополучии, и посему пишет иной труд – «О монархии христиан», в котором рассуждает о предмете с точки зрения объединения всех христиан мира под эгидой римского папы Позднее эта мысль получит развитие в трактатах об Испанской и Французской монархиях, где миссия такого объединителя под мантией римского папы будет отведена сначала злейшему врагу Италии и итальянцев – королю Испании, а потом уже его не менее злейшему врагу – королю Франции. Но вряд ли правомерно делать вывод, что труд «О монархии христиан» есть первоначальный вариант трактата «Об Испанской монархии». Просто наработки, с течением времени использованные совсем при иных обстоятельствах для подтверждения новой точки зрения. Следует упомянуть точку зрения Ф. А. Петровского, согласно которой во временном промежутке между Болоньей и Римом – то есть «падуанском» – фра Томмазо посетил Венецию. Это указание не единично, так же считает и Делюмо, и ничего невероятного в этом нет. Калабриец был весьма легок на подъем и любознателен, так что вполне мог посетить Владычицу морей (тогда так чаще именовали Венецию, нежели Англию, и, до самого захвата Венеции Наполеоном, раз в год, на Вознесение, проводилась трогательнейшая церемония – торжественное обручение венецианского дожа с морем, lo Sposalizio). Сохранился хвалебный сонет Кампанеллы Венеции: «Новый Ноев ковчег! Когда жестокий бич тирана-варвара (Аттилы. – Е. С.) словно волной захлестнул всю Италию, ты одна спасла семя праведных людей в водовороте [этих] волн. Здесь, еще незапятнанный раздором и мерзким угодничеством, восстает геройский выводок, могущественный и благоразумный. Благодаря тебе хвалится чистая девственность и преизобильное материнство! Ты – чудо мира, законная наследница Рима, твои гордость и сила поддерживают Италию, ты – учительница правителей и школа всей премудрости! Ты – как непоколебимый Арктур в небесах, с неспешным разумением отлично правишь своей державой, в одиночку неся бремя свободы»[145]. Существовал и утраченный ныне «Совет венецианцам», в котором фра Томмазо рекомендовал французским и испанским послам в Венецианскую республику обращаться к ее сенату на своих языках. Известно и о другом его более позднем произведении – «Антивенецианцы», продуманном в заключении в замке Сант-Эльмо и написанном в поддержку отлучения папой венецианцев в 1606 году – ранее мы уже приводили его издевательские речи о превращении венецианского льва святого Марка в дракона, держащего сочинения Макиавелли вместо Евангелия; прежде хваля Венецию за девственное целомудрие, теперь фра Томмазо клеймит ее как бордель Италии, как девицу, развратничающую с еретиками и заглядывающуюся на турка. Он говорит, что венецианские епископы презрели рай, предпочтя виллы и поместья, знать тучна, а простой народ, который держат за рабов, – тощ, и он восстанет…

Труды и обучение прервал очередной арест, как всегда неожиданный, по предписанию венецианского отделения инквизиции – того же, что арестовало Бруно. По разным данным, произошло это в августе 1593-го или в январе 1594 года, по Делюмо – в конце 1593-го или также в начале 1594 года. Заодно были конфискованы все рукописи, а также «гадательная» книга по геомантии. Вместе с фра Томмазо были арестованы Лонго и Кларио; последний, памятуя о своих связях с эрцгерцогиней, взывает к ее двору о помощи, но, в целом, безрезультатно: иметь дело с всемогущей инквизицией никто не хочет. Единственное, чего позже ему удалось добиться хотя бы для себя, – определенное смягчение режима[146]. Ясно, что о вольнолюбивых, антиклерикальных и, что греха таить, балансировавших на грани ереси убеждениях друзей было сообщено куда следует. (Известно, что друзья беседовали с неким беглым монахом-капуцином Антонио, высказывавшим явно еретические и антихристианские взгляды. Его вполне могла схватить инквизиция и выпытать имена его слушателей и собеседников. Но не исключено, что он был провокатором.) Не исключен и «болонский след», так как похищенные в Болонье бумаги «всплывут» в Риме, куда заключенные будут направлены из Падуи.

Первоначальное обвинение заключается в том, что Кампанелла, а также Кларио и Лонго беседовали с неким иудеем, формально обратившимся в католичество, но сохранившим «веру отцов». Явно, что это просто предлог. Вероятнее всего, пришла «отмашка» из Рима: там незадолго до этого наконец было принято решение включить сочинения Телезио в пресловутый «Индекс запрещенных книг»[147], заодно квалификаторы приняли к рассмотрению изданный Кампанеллой трактат и его изъятые болонские рукописи. Вердикт был ясен и вполне предсказуем.

Не менее предсказуемым было и то, что обвиняемых в итоге перевели в Рим. Но не сразу. Тамошнее начальство вначале предписало падуанским коллегам проделать черновую работу. Весной 1594 года как обвиненные в ереси и упорствующие в ней, несмотря на заключение и увещевания, трое молодых людей были подвергнуты пыткам (Кампанелла – дважды, его сотоварищи – по одному разу). Согласно установленной формуле им было сказано: мы, Божьей милостью инквизитор (следовало имя), внимательно изучив материалы дела, возбужденного против вас, и видя, что вы путаетесь в своих ответах и что имеются достаточные доказательства вашей вины, желая услышать правду из ваших собственных уст и с тем, чтобы больше не уставали уши ваших судей, постановляем, заявляем и решаем (такого-то дня и в таком-то часу) применить к вам пытку. Потом за дело брались палачи – нет, не за прямое исполнение своих обязанностей. Инквизиционные заплечных дел мастера были не рядовыми мясниками, они тоже поначалу произносили длительные и убедительные увещевания, показывали орудия пыток и только после этого начинали таковые применять.

Этот процесс описан в упомянутом ранее труде доминиканцев «Молот ведьм». Правда, речь там в основном о ведьмах и идет, но, как увидит читатель, и о порядке применения пыток вообще к людям обоего пола. Весьма интересны советы, как без угрызений совести солгать обвиняемым и нарушить данное им слово, а также об использовании «наседки»: «Пусть судья не спешит с пытками. Ему надлежит прибегать к ним лишь