Академия преемников. Яга против! - Александра Логинова

— Рассказывай, милая, как тебе учеба?

— Неплохо, мам, — признала я. — На лекциях почти ничего нового, а вот всякие практикумы и семинары весело проходят.

— Что же веселого? — улыбнулась мама, отламывая ложечкой кусочек мороженой клубники.

— Все спорят, ругаются, иногда даже дерутся и грохот такой стоит, будто Мушка спину о сосну чешет.

Бабуля уронила полотенце.

— Отчего же ругаетесь вы, донечка? — растеряно спросила она. — Отчего вас мир не берет?

— Так ведь задания разные дают, говорят творчески к ним подходить, справляться, как умеем, а позже защищать перед всеми свой способ. А умения у всех разные, вот иногда и приходится ультимативно остаивать свою точку зрения, — скромно потупилась я.

Родственницы переглянулись. Бабушка зачем-то начала загибать пальцы, шепотом подсчитывая ей одной известные вещи, а мама потянулась к зеркалу.

— Скажи, кому звонить в первую очередь, чтобы уладить это недоразумение?

— Какое недоразумение? — вопросительно подняла бровь я.

— Шестеро их приходило, — неторопливо высказалась бабушка. — Вместе с нашей шестеро. По всему выходит, минимум четверых недосчитаются к концу практики. Мойрочка всего одна, а ведь они только тройками ходют.

— Понятно, значит, посольство Греции, — вздохнула мама. — Кто еще?

— Мам, ты вообще о чем? — ошеломленно спросила я.

— О том, перед кем мне извиняться за безвременно почивших наследников. Надеюсь, свидетели умеют держать язык за зубами?

— Я ни в чем не виновата!

Какая чушь им в голову пришла?

— Конечно, не виновата. Уж в том, что прямых доказательств твоей виновности нет, я не сомневаюсь, мы с бабушкой хорошо тебя обучили. Кроме мойр, еще кто-нибудь пострадал?

— Да никто не…

— Кощей, — внезапно выдала бабуля. — Я-то думала, паренек сам убиться собрался, а оно вона как, наша постаралась.

— Ну, это не страшно, — отмахнулась матушка, вычерчивая на стекле знаки.

— Дык, как поглядеть… Первая это смерть у него, а ежели наша пташка к ней руку приложила, то зуб даю, не встанет покойничек.

Мама выронила зеркало. Серебряная оправа прокатилась по полу, сберегая отражающую поверхность, и упала рамкой вверх, явив сложный вензель королевского двора.

— Ба, откуда ты знаешь? — вытаращилась я.

— Что ж я, совсем старуха слепая, заразу в теле не разгляжу?

— Какую заразу?

— Бактериальную. Неужто не заметила порез на ладони товарища?

— Заметила. И даже сама сбрызнула перекисью, только от заговора он отбился. Но как ты?…

— От меня еще никто не отбивался. Грязь в царапину эту попала, вместе со скверной мусорной да бактериями. Уж кровь понемногу гнить начала, пришлось скормить ему таблетку-антибиотик, да заговоренной водой отпоить. Велела же балбесу утром к тебе подойти за еще одной таблеткой!

Вот оно что. Теперь ясно, почему обычная простуда вцепилась в навьего царевича с такой силой — ослабленный иммунитет, приправленный желанием побыстрее пройти смертельную инициацию, сделали свое дело.

— Я правильно понимаю, что где-то сейчас лежит полумертвый наследник дома Кощеева, грозящийся умереть в первый раз от обычной царапины? — звенящим от напряжения голосом спросила мама. — И это происходит рядом с моей дочерью, которая сию царапину не просто видела, но даже трогала?

— Та тю на себя, Янинка, — отмахнулась бабуля. — Я свое дело хорошо знаю, ничего ему с той царапины не будет, и черт с ним, что к Славке не обратился. Небось уже бегает быстрее прежнего и в ус не дует.

— Ну, вообще-то, — нехотя ответила я. — Там интересная ситуация вышла.

Мама с каменным лицом выслушала мой рассказ о простуде после дождя и подняла зеркало, игнорируя бабушкин хохот.

— Пожалуйста, мама, умерьте веселье. Мне еще объясняться с его родителями, — зеркало пошло рябью. — Алло, Маша, слышишь меня?

— Янина? — потусторонний голос эхом раздался из зеркала.

Мама вскочила на ноги и быстрыми шагами удалилась в свою комнату, подальше от хохочущей бабушки. Едва дверь в спальню закрылась, как старушечий смех оборвался, и собранная колдунья подняла на меня серьезный взгляд.

— Рассказывай, внученька, как ночное чаклунство прошло?

Глава 18

Настенные часы показывали без пятнадцати полночь, а я вчитывалась в очередные столбики статистики МВД. Каждый следующий распечатанный лист был безрадостнее предыдущего. Увидев заголовок «Полоролевые особенности малолетних, пропавших без вести в период за…», я бессильно смяла распечатку.

— Чушь какая-то!

— Чушь, не чушь, а лучшие специалисты московского ковена уже месяц ломают голову, пытаясь найти что-то общее у жертв похищений, — мама подчеркнула красным маркером процентное соотношение мальчиков и девочек на очередной бумажке.

— И ничего?

— Сама видишь. Единственная зацепка — это возраст похищенных: от трех до шести лет. Пол, социальный статус родителей, место жительства, уровень развития или особые приметы не имеют значения. А, главное, исчезновения такие тихие, будничные, словно так и надо.

— Разумеется, зеркала, блюда, свечи и вода ничего не нашли? — я устало отодвинула бумаги, сцепив руки в замок.

— Естественно, иначе бы мы тут не сидели. Слав, сможешь изъять тот волос с игрушки, передав на экспертизу?

— Попробую. Только, надо признать, совершенно не помню, где она. Кажется, Сеня оставил ее в доме Леры для человеческого следователя.

Я принялась собираться обратно. Мама никак не прокомментировала нашу ночную вылазку в лес ради поколдовать, но попросила быть осторожнее и не соваться в пекло. А по-хорошему вообще оставить это дело взрослым, не ввязываясь в сомнительные колдовские расследования.

Бабушка активно поддержала ее, украдкой показав мне на свою комнату — знак, что перед уходом она ждет меня в своей спальне для разговора. Мы так делали иногда в моем детстве, когда больше всего мне хотелось избежать маминых нотаций, рассказав бабуле очередной страшных секрет или поделившись гениальной идеей, принципиально не одобряемой мамой.

— Возьми вытяжку папоротника для Кости, — мама протянула мне пузырек.

— Зачем? — подозрительно спросила я. Папоротник редко используется при простудных заболеваниях.

— Чтобы облегчить боль при ранениях. Калистрат бушует, что наследнику грозит смерть от кашля, а не в славном сражении, так что подозреваю, твой друг как придет в себя, сразу постарается самоубиться обо что-нибудь острое и грозное. Пусть мальчик меньше страдает.

Представляю себе эту картину. Лежит царевич с пробитой грудью, готовится откиснуть, истекая кровью, а тут я, с папоротником наперевес говорю: «Спасать не буду, вот тебе обезболивающее за пять минут до смерти. Наслаждайся».

Но вытяжку взяла. Мало ли, вдруг самой пригодится. Сил оставалось буквально на донышке и топать бы мне не меньше двух часов, изредка подтягивая на себя приграничное пространство, как короткое одеяло, если бы не грозный бабушкин оклик:

— Не дури! Совсем ополоумела, считай, с голым резервом по ночам шастать? Кину я тебе тропку, огражу от леса и не вздумай выступать,