Тайная жизнь гаремов - Ольга Дмитриева

жуют цукаты и освежаются шербетом и лимонадом… Стайки ребятишек, кажется, совершенно бесчувственных к жару, в котором трудно дышать… Все вместе образует картину, похожую на дикую фантасмагорию; кажется, все это происходит не на самом деле, что это — плод больного воображения». Картина становилась действительно страшной для неподготовленных к проявлению пылкого южного темперамента англичанок, когда в хамаме разгорались ссоры. Тогда можно было ненароком получить увечье от пролетающего тяжелого таза или не менее тяжелых папенов, которые начинали бросать друг в друга прелестные купальщицы. Но банщицы были начеку и мгновенно растаскивали драчуний, а тех, кто не желал успокоиться, выставляли на воздух — охладиться.

Женщины гарема, чья белоснежная атласная кожа и густые волосы вошли в поговорка, проводили в хамаме очень много времени, ухаживая за своими совершенными телами. Быть привлекательной, дабы придать блеск яркому свету радостей султана, являлось жизненно важным, от этого зависело счастье и благополучие женщин, в этом проявлялась их индивидуальность, вкус и изобретательность. В подобной работе над собой достигались поистине фантастические результаты, и одалиски уподоблялись нежным цветам, с которыми их сравнивали поэты. Но они же писали и о недолговечности красоты:

Недолог розы век: чуть расцвела — увяла,

Знакомство с ветерком едва свела — увяла.

Недели не прошло, как родилась она,

Темницу тесную разорвала — увяла.

Омар Хайям

И турчанки предпринимали самые разнообразные средства против этого преждевременного увядания. В баню несли различные косметические средства, духи и ароматные смеси. Кожу отбеливали миндальным молоком и мазью из жасмина. Использовали в косметических целях и горький сок баклажанов. В тело втирали гвоздику и имбирь, этим растениям приписывались средства обольщения. С подобными же целями использовали амбру, мирру и сандал, которыми ароматизировали одежду. Волосы, теряющие свой природный цвет, турецкие красавицы красили в банях хной, ее же употребляли для окраски рук, запястий, ног (по форме туфель) и ногтей. Перед свадьбой на тело наносился орнамент из хны.

Тело должно было обладать гладкостью мрамора, и в банях сводили с него все волосы, наличие которых, особенно на тайных местах, считалось немыслимым. Волосы удаляли пастой, называемой «русма», содержащей мышьяк. Ее применение требовало особой осторожности: если пасту оставляли дольше, чем следовало, она начинала до мяса проедать кожу.

Но красота, как известно, требует жертв, и другие процедуры, направленные на ее достижение и сохранение, также требовали выносливости. Одна англичанка, путешествующая в конце XIX столетия по Турции, решила сходить в баню. Любознательность стоила ей довольно дорого, о посещении хамама она писала потом как о страшном испытании, где сравнивала себя с раком, которого бросили в кипяток, а затем хорошенько прокипятили и натерли.

Отдых после долгих процедур был сладостным. Для него предназначалось специальное помещение — тепидариум, в котором все располагало к истинно восточной неге. Ноги ласкали роскошные персидские ковры, звуки приглушались тяжелыми драпировками на стенах, а тела утопали в подушках, положенных на низкие софы. Прислужницы старательно прикрывали распаренные тела покрывалами из атласа или гагачьего пуха, умащали благовониями волосы и, не отжав, повязывали платками. Одни купальщицы, разнежившись, погружались в дремоту, другие пили кофе и лакомились сладостями, которые подносили снующие из конца в конец продавщицы, или выкуривали чубук. Леди Монтэгю так описала свое посещение хамама в 1717 году: «Ближние софы были покрыты богатыми коврами с подушками, на которых сидели дамы, за ними — другие с их служанками, причем без всякого различия в одеяниях; все были в костюме Евы, проще говоря, совершенно голыми, ничего не скрывая из своей красоты и недостатков. И ни одной распутной улыбки или нескромного жеста. Они двигались с грацией, с которой Мильтон[13] наделил нашу прародительницу. Многие сложены, словно богини кисти Тициана, их кожа ослепительно бела, что лишь подчеркивают чудные волосы, заплетенные в косы, свисающие на плечи и украшенные жемчугом и лентами, это просто настоящие грации… Ни с чем не сравнить вид этого множества прелестных женщин в самых разных и естественных позах, разговаривающих, чем-то занятых, пьющих кофе и шербет, отдыхающих на подушках, тогда как их невольницы (в основном это девушки шестнадцати — семнадцати лет) заплетают им волосы в изящные косички. Короче говоря, это выглядит как дамская кофейня, где делятся городскими новостями, затевают скандалы и прочее».

Целомудренный взор леди Монтэгю не заметил ничего, кроме того, что она пожелала, но в хамамах, помимо их главной цели — приготовить жен для услады мужей, завязывались романы совсем иного свойства. Некоторые дамы влюблялись в искусных массажисток или, плененные созерцанием прекрасного обнаженного женского тела, в своих подруг. Бани охотно использовали сводни, чтобы как следует рассмотреть ту, которую будут рекомендовать, там же устраивались смотрины невольниц и будущих невест и там же устраивались поистине теплые любовные гнездышки, где истосковавшиеся по ласке женщины предавались эротическим забавам. Отношения складывались самые нежные, и выражалось это очень трогательно, влюбленные носили платья одних цветов, употребляли одни и те же духи и косметику.

Страсть не всегда была взаимной, но не терпела преград для удовлетворения. Сохранилась скандальная история о некоей богатой жительнице Стамбула, которая, влюбившись в девушку, переоделась мужчиной и явилась к ее отцу с предложением богатого калыма. Состоялась свадьба, но во время первой брачной ночи «муж» не сумел пленить «жену», та подняла крик, сбежала, и дело, получившее широкую огласку, было передано стамбульскому кади (судье). Кара была жестокой и традиционной для средневековой Турции, влюбленную даму зашили в кожаный мешок и бросили в море.

Любовь между женщинами в гаремах наказывалась. Даже если эта привязанность оставалась платонической, но из опасения, что она перерастет в бурную страсть, подозрительные пары разлучали.

Некоторые из женщин от безвыходности пытались заниматься любовью с евнухами, и султаны, в частности маниакально подозрительный Абдул-Хамид II, «во избежание измены» запретил впускать в свой гарем даже кастрированных животных.

Справедливости ради надо отметить, что любовь между мужчинами также имела место, и именно в банях могла быть утолена эта запретная страсть. Посетителям, имеющим определенные склонности, предоставлялось сделать выбор между нежными юношами 15–17 лет, которые их обслуживали, или мощными парнями-массажистами. В эротическом сочинении «Деллакнаме-и-Дилькюша» («Облегчающий сердце массаж»), написанном главой банщиков Дервишем Исмаилом Эфенди, приводятся расценки за предоставляемые услуги и описания достоинств некоторых юношей: «Первым идет Бали, который обладает полнотой совершенств красоты, хороших манер, учтивости. Он — розовый бутон, распускающийся для любви, и беспомощный соловей на вашей груди. Его волосы — гиацинт, его ямочка подобна розе, его взор — это взор палача, его стать подобна дереву самшита, его зад — словно