Ну здравствуй… Папа - Константин Владимирович Ежов

Так что даже и не заметил, как преодолел все те подлые барьеры, что недоброжелатели заботливо расставили на моём пути — заговорщики, враги, завистники, все они… короче друзья. Прорвался вместе со своей свитой, разметая невидимые преграды, словно горячий нож разрезающий масло. И вот так, на крыльях ярости и решимости, ворвался в самое сердце логова интриганов, где пахло деньгами, порохом и фальшивыми улыбками.

— Здрасьте, — бросил, даже не пытаясь изобразить почтительность, отцу моей будущей второй невесты, принцессы Фудзико.

А что, собственно, перед ним расшаркиваться? Бизнес-проект горит, рушится буквально на глазах, только потому, что, дурак, в своё время согласился, в том числе и на его просьбу. Так чего уж теперь прикидываться ягнёнком перед волком?

— Об чём хоть договорились? — наехал на представителей нашей монаршествующей фамилии, чувствуя, как в груди кипит злость, а слова вырываются наружу сами собой.

— Да как тут договориться, без вас-то? — тяжело, с ноткой обречённости в голосе, произнёс официальный представитель с нашей стороны, поправив воротник своего парадного камзола, который, судя по складкам, жутко его душил. — Тут просто больше некому ей укорот дать. Если бы не ихний папенька, то, наверное, и вовсе не привели бы её, — добавил он уже тише, но с таким нажимом, что вся обида на окружающий мир, на эту нескончаемую вереницу протоколов, традиций и скрытых интересов явственно проступила в каждом слове.

— Так, женщина, — резко и звонко разрезал воздух мой голос, — это что ещё за пренебрежение традициями и полное игнорирование вежества к императорским посланникам?

Фраза ударила по залу, как кнут, по спинам слушателей. На слове «женщина» Фудзико аж заскрипела зубами, и это было слышно в мёртвой тишине, повисшей на секунду. Скулы её дрогнули, руки на коленях сжались в кулаки так, что костяшки побелели. Но вся долгая, упорная муштра, которой её подвергал, сказалась — привычка оказалась сильнее вспышки гнева. Она лишь опустила взгляд и не посмела вякнуть при мне ни слова. Хоть кто-то у неё оставался в авторитетах. Да, сколько же мне нервов стоила эта выработка условного рефлекса на моё присутствие и голос!

А её папа, старый лис, тоже заметил эту реакцию. Его глаза сузились, морщины у рта расползлись в довольную усмешку, а пальцы, сжимавшие подлокотник резного кресла, отстучали короткий ритм, похожий на барабанный бой — жест, в котором угадывалось скрытое одобрение. Для него это было подтверждением: умею держать его дочь в узде, а значит, способен справляться и с более крупными вызовами.

С другой стороны, прекрасно понимал: никуда она от меня уже не денется, всё предрешено, и станет она моей невестой по всем законам и предписаниям. Но для чего мне в итоге жена, которая будет сворачивать мне кровь в жилах? Пусть не прямо, но исподволь, тонкими иглами — интригами, слухами, тонко сплетёнными паутинками двора, где слово стоит дороже клинка.

Потому посмотрел прямо ей в глаза. Они блеснули влажным янтарём, в котором боролись обида и гордость.

— Фудзико, надеюсь, ты понимаешь, — сказал уже спокойнее, но с тем же неумолимым напором, от которого невозможно было увернуться, — что наш союз освящён самим небом. А если быть точными — императорами наших держав, людьми, чья воля куда весомее наших с тобой чувств. И для меня уже привели более чем убедительные аргументы, зачем всё это нужно именно мне и знаешь, да, они были убедительными.

Тут же сделал паузу, словно пробуя слова на вкус.

— Но вот в твоём случае, — продолжил чуть мягче, — честно, не нахожу положительных моментов в этом событии. И вижу, как тебя выворачивает изнутри, как каждая клетка твоего тела бунтует против навязанного выбора. Но и не нужно считать меня злом воплоти, каким ты привыкла меня видеть.

Она моргнула, и впервые за всё время в её взгляде мелькнула тень сомнения, смешанная с интересом.

— Давай так, — предложил, уже окончательно подводя черту. — Помолвку мы проведём. Все стороны получат свои гарантии, пусть даже и не такие крепкие, как хотелось бы. Бумаги подпишем, клятвы произнесём, традиции будут соблюдены. Но свадьба… свадьба будет только тогда, когда ты сама решишь, что пришло время для нашего брачного союза.

Слова мои прозвучали в тишине зала, как удар колокола. Где-то сбоку шумно выдохнул чиновник, у которого, похоже, камень упал с души. Папа Фудзико чуть наклонил голову, пряча улыбку. А сама она сидела, вытянувшись, будто струна, и впервые за долгое время не знала, как именно ей реагировать — то ли взорваться, то ли задуматься.

И если думаете, что надеялся на то, что она когда-нибудь в меня влюбится. Оставьте надежду всяк сюда входящий. Она принцесса, пусть и не наследная, но общество Страны Восходящего Солнца весьма традиционалистское и ей будет трудно противится осуждению граждан её страны с затягиванием свадьбы со своим женихом. Так что японцы сами её додавят. Тут главное не спешить самому.

— А как с моей учёбой? — с вызовом прозвучало с её стороны.

Всё-таки характер лезет наружу, как бы она не пыталась себя вести скромно, как подобает настоящей японской принцессе.

— Скажу честно, на твоё усмотрение, — дал её разрешение на продолжение учёбы на служанку с барского плеча.

Её отец сразу отреагировал нахмурившись. Не таков его был план. А как по мне, характер ей всё же стоит пообломать, пока такая возможность есть, так что зря он это.

Организаторы со стороны нашей делегации, эти неутомимые любители ритуалов и бумажной пыли, не растерялись и решили, что раз уж помолвка практически согласована, надо немедленно отметить сие событие торжественным обедом. Да не просто обедом, а со всеми атрибутами древних традиций, с фанфарами, благословениями и благоговейным поднятием бокалов. Уж больно им хотелось прославиться тем, что именно при их посредничестве свершился союз двух держав, двух династий, двух весьма непростых характеров, если выражаться мягко.

Пришлось чуть остудить их чрезмерный энтузиазм, потому что, если уж на то пошло, помолвку всё-таки следовало провести прежде, чем её отмечать. А то знаю я эти «торжественные обеды» купеческого толка: начнут за завтраком, перекатятся в обед, там что-то подпишут, кто-то скажет речь, а к ужину уже никто не вспомнит, по какому поводу собирались. И всё это с песнями, с попытками говорить тосты по древнему обычаю, вставляя в речь цитаты из поэм или речений предков, которые никто толком не помнит, но зато все повторяют с важным