Некрополи Петербурга: Адамовы головы, холерные кладбища и Гром-камень - Маргарита Николаева

и ликвидации надгробий, прекратить демонтаж бесхозных надгробий, если они не разрушены, установить охрану на кладбищах, а также запретить производство надгробий из материалов с других могил с введением уголовной ответственности за хищения надгробных сооружений — фактически проект запрещал перебивки и существенно усложнял работу по уничтожению некрополей. Вероятно, именно поэтому в проект были внесены смягчающие его правки (отменяющие, в частности, пункт о запрете демонтажа бесхозных надгробий в хорошем состоянии), но и в новой версии документ так и не был принят.

В конце 1930-х годов некоторые кладбища, уже будучи местами погребения горожан и каменоломнями для нужд социалистического строительства, стали свидетельствами преступлений государства против своих граждан. Одним из них стало кладбище Жертв 9 января (бывшее Преображенское) — в конце 1937 года там тайно хоронили расстрелянных НКВД людей. Эта страшная страница истории ленинградских кладбищ вскоре сменилась еще одной, не менее страшной: в 1941 году, спустя почти два года после начала Второй мировой войны и несколько месяцев после нападения нацистской Германии на СССР, Ленинград оказался окружен вражеской армией.

Блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года и была полностью снята только 27 января 1944 года. До прорыва блокады в январе 1943 года в городе катастрофически не хватало продовольствия, а вкупе с особенно холодной, затянувшейся зимой и постоянными обстрелами это привело к огромному количеству жертв среди мирного населения. Люди умирали в своих квартирах и на работе, падали замертво на улицах, а живые шли мимо и ничем не могли помочь. Свидетельствами того ужаса стали сотни блокадных дневников, которые вели жители города: «…покойников уже складывают при домах, где-нибудь в сараях, так как хоронить некому и негде»[180], «убирают покойников с верхних этажей. <…> Покойнички-то промерзшие, как камень, и тащат их за ноги, вот они и стучат по ступенькам. Теперь, милая, нет сил на носилочках носить»[181].

В первое время погибших хоронили в индивидуальных могилах, однако вскоре смертность резко возросла — и почти на всех кладбищах города появились братские могилы: мирных жителей и военных хоронили на Богословском, Большеохтинском, Волковском и Смоленском православном, отдельные захоронения были на Смоленском лютеранском, Малоохтинском старообрядческом. Под блокадные захоронения был выделен участок рядом со Смоленскими кладбищами (Остров Декабристов), а также с Волковским магометанским (Ново-Волковское кладбище). Хоронили даже на уже закрытых и полностью или частично уничтоженных кладбищах вроде Малоохтинского православного и Митрофаньевского. Так как еще до войны территория Ленинграда значительно увеличилась, в его границах оказалось множество некогда пригородных кладбищ, где также проводились массовые захоронения: на Красненьком, Серафимовском. Но умерших было так много, что с зимы 1942 года была выделена отдельная территория на севере города (рядом с уже существующим кладбищем у деревни Пискаревка), куда свозили тела с улиц города и захоранивали в общих траншеях. Через несколько месяцев в Ленинграде заработал крематорий — для его устройства переоборудовали печь на Кирпичном заводе № 1, куда также отвозили тела погибших. Пепел захоранивали в находящихся рядом карьерах. По разным оценкам, в осажденном Ленинграде умерли от 600 тысяч до миллиона человек.

В военные годы некоторые кладбища использовали не только для погребения — на Смоленское православное, например, привозили неразорвавшиеся бомбы, из которых на кладбище демонтировали взрыватель. Понятно, что на кладбищах это делали из-за их безлюдности и наличия большой территории в пределах города. Иногда деревянные надгробные сооружения (кресты, ограды) использовались жителями города в качестве топлива — попытки пресечь это были, однако уследить за всеми некрополями в условиях военного хаоса было невозможно.

Памятник защитникам Ленинграда на братской могиле Красненького кладбища.

Фото автора

После окончания войны на братских могилах (гражданских и воинских) появлялись памятные знаки — иногда их делали из дореволюционных надгробий. Возникла и идея создать общий памятник жителям блокадного Ленинграда, погибшим и выжившим, на месте массовых захоронений у деревни Пискаревка. Постепенно на кладбищах налаживалась жизнь: они почти не пострадали от обстрелов, только на Тихвинском (Некрополе мастеров искусств), где многие памятники были заранее закрыты, от прямого попадания бомбы было разрушено надгробие В. Н. Асенковой, перенесенное на кладбище несколькими годами ранее. В 1947 году были наконец открыты для посещения Лазаревское (Некрополь XVIII века), Тихвинское кладбища и Литераторские мостки, а также Благовещенская усыпальница, где в годы блокады было сохранено множество образцов мемориальной скульптуры. Перенос захоронений в музейные некрополи продолжался и после войны, но проводился уже не в таких больших масштабах, как раньше.

Состояние кладбищ было не лучше довоенного: война прервала все попытки хоть как-то улучшить похоронную сферу и благоустройство некрополей, но и остановила уничтожение многих кладбищ и церквей — далее мы увидим, что остановка была временной. Послевоенное состояние некрополей не торопились исправлять: слишком много было разрушений жилого фонда, социальной инфраструктуры и других, более важных для существования объектов. Объекты же похоронной сферы считались не столь важными. Люди, столкнувшись со смертью близкого, оказывались предоставлены сами себе: «Каждая семья самостоятельно искала, где можно изготовить гроб, занималась подготовкой места погребения, изготовлением и установкой памятника. …В обществе распространилась практика ритуального бриколажа, то есть самостоятельного изготовления похоронных аксессуаров из подручных материалов. Так, памятники делались из обрезков труб, старых механических деталей, металлических перекрытий и т. д.»[182]. Тогда же особенно расцвела культура перебивок — в ситуации, когда надгробие было просто негде купить, повторно использованные чужие надгробия вполне подходили. Кресты из обрезков труб, ограды из машинных деталей, перебивки из дорогого гранита — так выглядели некрополи послевоенного Ленинграда. Физик С. И. Вавилов описал советские кладбища того периода так: «…странные парки концентрированного горя и фанаберии даже за гробом»[183].

Постепенно сформировались своеобразные «специализации» кладбищ, например: на Серафимовском кладбище хоронили военных, на Богословском или Литераторских мостках — деятелей науки и культуры[184]. Для захоронений партийных деятелей нередко использовались «комплощадки», появившиеся на многих городских кладбищах. Проводились захоронения на прирезанных к Ново-Волковскому кладбищу участках, а также на других кладбищах города, в том числе старинном Большеохтинском, в котором «слились» некогда раздельные Георгиевское и единоверческое кладбища. Аналогичный процесс прошел на Волковском лютеранском кладбище, где также продолжались захоронения на всех участках сразу, и от границ между лютеранским, единоверческим и старообрядческим кладбищами не осталось и следа — кладбища сохранились только в названиях дорожек.