Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

Он всегда убеждал меня, что не нуждается в таблетках и что у него никогда не будет от них зависимости. Мы много раз серьезно спорили из-за этой темы; в конце концов я всегда предавала свои принципы и соглашалась с его мнением.

Я тоже стала принимать снотворное и таблетки для похудения. Два «Плацидила» для него, один для меня. Один «Декседрин» для него, один для меня. Со временем его приемы таблеток стали для меня такой же нормой, как его завтрак из бекона с испанским омлетом. Я постоянно принимала «помощников», чтобы уснуть после безумных поездок в центре развлечений или утренних музицирований. И я часто принимала «помощников», когда просыпалась, чтобы не отставать от быстрого ритма жизни, а главное – чтобы подготовиться к выпускным экзаменам.

В последний месяц перед экзаменами я стала принимать еще больше «дексов», чем раньше. Мне казалось, что они дают мне необходимую энергию для школы и уроков дома. Все свободные минуты я посвящала зубрежке – мне нужно было за несколько недель выучить материал целого семестра. Но мой фокус рассеивался; безумный ритм жизни в Грейсленде наконец меня нагнал.

Сестра Адриан уже предупредила меня, что я должна сдать экзамены по всем предметам, чтобы окончить школу. Во время нашего разговора в ее кабинете мне отчаянно хотелось все ей рассказать, объяснить, как мне тяжело получать нормальные оценки с моим режимом сна. Но как я могла рассказать это все монахине?

У меня не было никаких планов после выпускного, но иногда я мечтала о том, чтобы стать танцовщицей или, может, поступить в академию искусств. Только сейчас я понимаю, как сильно на меня повлияли идеи Элвиса относительно продолжения образования. Он сказал, что мне это не нужно, и я согласилась. Проводить столько времени с ним было тоже своего рода обучением, не говоря уже об опыте, который мне не дала бы никакая школа. Он хотел, чтобы я полностью стала его, чтобы в любую секунду была рядом.

Меня это более чем устраивало. Я никогда не планировала будущее без Элвиса. Так что, пока мои одноклассницы выбирали, в какие колледжи подавать документы, я выбирала, какой пистолет взять с собой, чтобы он сочетался с платьем с пайетками. Мне хотелось сказать сестре Адриан: «Кстати, сестра, как вы считаете, сочетается ли серый металл с пайетками королевского синего цвета?» Неудивительно, что с таким отношением к учебе за неделю до экзамена я была совершенно не готова к своему нелюбимому предмету – алгебре.

В день экзамена я сидела в классе, полном людей, чувствуя прилив энергии от «декси», и пыталась решить математические задачи. Несмотря на все старания, я знала, что ни за что не сдам этот экзамен. Я начала паниковать. Я не могла не окончить школу.

У меня были обязательства перед Элвисом и перед родителями, которые точно вырвали бы меня из Грейсленда в ту же секунду, что я завалю экзамен. Я бросила взгляд на девочку рядом со мной – и на ее заполненный тест. Я подумала: это моя последняя надежда. Будь что будет. Я была не готова возвращаться домой из-за заваленного экзамена.

Ее звали Дженет, она была круглой отличницей. Я осторожно ткнула ее в плечо, улыбнулась так радушно, как только могла, и прошептала:

– Ты фанатка Элвиса?

Удивленная внезапным вопросом, Дженет кивнула.

– Хочешь попасть к нему на вечеринку? – спросила я.

– Шутишь? – сказала она. – Конечно, хочу!

– Я могу это устроить.

Я опустила глаза на ее тест и объяснила ситуацию. Дженет сразу поняла мою дилемму и, не говоря ни слова, подвинула свой листочек к краю стола. Теперь я видела все ее ответы. Оставшееся время экзамена я лихорадочно переписывала их на свой листок; в итоге я не просто сдала экзамен, я получила высший балл.

18

Я и Домино

Я не ожидала, что Элвис придаст большое значение моему выпускному. Он всегда считал, что «аттестат не имеет значения, главное – жизненный опыт». Но, к моему удивлению, он ждал этого события и организовал большую вечеринку для наших друзей после церемонии. Там он подарил мне роскошный красный «Корвейр», мою первую машину.

В день праздника он вел себя как гордый отец. Он переживал о своем наряде на церемонию и в конце концов выбрал темно-синий костюм, а я надела синее платье. Но шапочка выпускника никак не удержалась бы на моем массивном начесе.

Элвис заказал нам лимузин. Но была одна проблема: я не хотела, чтобы он присутствовал на самой церемонии. Это привлекло бы слишком много внимания, и все смотрели бы на него, а не на выпускниц.

Наконец я набралась храбрости и попросила его подождать меня снаружи, объяснив, почему. Выдавив странную улыбку, которая всегда появлялась на его лице, когда его что-то задевало, он безо всяких разговоров согласился.

– Я об этом не подумал, – сказал он. – Тогда не буду заходить. Подожду тебя снаружи в машине. Так я почти что буду на церемонии.

Так он и сделал. Я приняла аттестат со смешанными чувствами. Мне было бы очень приятно, если бы он видел этот момент, но только мне одной было известно, скольких физических, эмоциональных и психологических усилий мне стоила эта бумажка. Для меня это стало символом свободы – свободы не спать до утра или спать весь день, если мне так хочется. Свободы от школьной формы, от насмешек команды Элвиса, когда они заставали меня в попытке улизнуть от них в Грейсленде. Теперь я стала взрослой, и надо было этому соответствовать.

Как только представилась такая возможность, я убежала на улицу. Перед церковью стоял огромный черный лимузин, а у него – Элвис с парнями, словно чикагская мафия в темных очках и костюмах, и каждый скрывал под одеждой пистолет. Вокруг столпились монахини, желающие получить у Элвиса автограф.

Когда он поднял голову и увидел меня – тут же захлопал в ладоши, и парни к нему присоединились. Он обнял меня и сказал, как сильно мной гордится. Он развернул мой аттестат, чтобы на него взглянуть. Я наконец-то окончила школу.

* * *

Теперь я каждую свободную минуту могла проводить с Элвисом. Бывало, мы закрывались от внешнего мира в его комнате на несколько дней. Элвис всем давал знать, что не хочет слышать «никаких звонков, если только это не от папы, или что-то срочное, или от Полковника». Это было мое время, в которое никто не мог вмешиваться. Он был весь в моем распоряжении.

Когда