Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

* * *

Бывали вечера, когда он отправлял меня обратно в комнату переодеваться, потому что мой выбор костюма казался ему «скучным», «нелестным» или «недостаточно нарядным». Даже моя походка подвергалась критике; он говорил мне двигаться медленнее, какое-то время он заставлял меня ходить по дому с книгой на голове.

Мне была приятна его заинтересованность, но я терпеть не могла его частые напоминания о моих недостатках и то, что я должна была обещать ему, что больше этого повторять не придется.

Смогу ли я соответствовать его представлению об идеальной женщине, выглядеть как она, вести себя как она? Его идеальная спутница должна была быть чувствительной, любящей, безгранично понимающей, соответствовать всем запросам, которым отказывается соответствовать среднестатистическая женщина. Я в том числе должна была мириться с тем, что меня не включали в спонтанные и подозрительные «деловые» поездки.

Женщина Элвиса должна была быть красивой и иметь нестандартное чувство юмора – без него постоянных шуточек в Грейсленде не выдержать. По воскресеньям часто бывало, что я заставала парней за просмотром футбольного матча и слышала все их характерные шутки о милых американских чирлидершах. Вскоре я стала замечать за собой, что сама начинаю думать, как эти парни. «Хорошие сиськи и задница, – думала я. – Ноги толстоваты, но милое личико компенсирует».

Элвис резко выступал против джинсов. Поскольку он вырос в бедности, он ничего другого и не носил, но с тех пор терпеть их не мог и никогда больше не хотел их видеть. Ни на себе, ни на своих приближенных.

Его твердые убеждения относительно моего гардероба сильно усложняли для меня покупку новой одежды. Однажды я пришла домой, очень довольная покупкой – платьем, которое мне не терпелось надеть. Я знала, что он не любит принты, но это было черно-белое шелковое платье с цветами, которое показалось мне весьма достойным.

Первым, что он сказал, когда увидел платье, было:

– Оно тебе не подходит. Вообще тебя не красит. Отвлекает внимание от лица, от глаз. Ничего не видно, кроме платья.

От всех этих комментариев я расплакалась.

– Ты закончил? – спросила я. Возможности ответить я ему не дала – убежала в ванную комнату и захлопнула за собой дверь.

Через несколько минут по ту сторону двери раздался его голос:

– Тебе лучше не носить вещи с принтами. Ты маленькая девочка, Сатнин[15].

Я распахнула дверь и вскрикнула:

– Ладно, верну я это гребаное платье!

Элвис так сильно засмеялся, что повалился на пол. В конце концов я к нему присоединилась. Я в очередной раз пошла наперекор своим вкусам.

Он не оставлял без внимания ни один аспект моего внешнего вида, включая мои зубы. Он отвел меня к своему дантисту, сказал сделать мне чистку и провести подробное обследование. Ему нужно было проверить, нет ли у меня дырок, и, если они есть, пломбы нужно было делать только из белого фарфора. Рот, полный золота или серебра, Элвис считал непривлекательным.

Этот фанатизм распространялся и на осанку. Если я сутулилась, он поправлял мою спину. Когда я поднимала на него взгляд и морщила лоб, он его разглаживал (или похлопывал по нему), говоря не брать это в привычку. Мне не нравилось, когда он стучал мне по лбу, так что этот урок я усвоила быстро.

Однажды вечером мы вернулись из кинотеатра, я пошла готовиться ко сну, а он – в кабинет, играть на пианино. Я зашла послушать его и закинула ногу на лавочку, на которой сидел он. Элвис опустил взгляд на небольшой скол на одном из моих накрашенных ногтей, и я тут же спрятала ногу и начала оправдываться, почему еще это не исправила.

– Я завтра схожу на педикюр, – пообещала я.

– Давай-давай, – сказал он. – Потому что это не похоже на красивые ножки моей малышки. Всегда следи, чтобы они выглядели хорошо.

* * *

Я вела двойную жизнь – школьница днем, роковая женщина ночью. Наши вечерние появления на первом этаже, как правило, напоминали роскошный прием. Даже когда мы действительно просто собирались поужинать, мы обязательно наряжались. Элвис мог надеть костюм-тройку с жилеткой из парчи и шляпу фирмы «Стетсон». Во внутреннем кармане его плаща всегда скрывался пистолет. Элвис подарил мне маленький «дерринджер» с жемчужной ручкой, я носила его в лифчике или в специальном чехле на поясе. Мы были современными Бонни и Клайдом.

Элвис обожал кино, и мы ходили в кинотеатр Мемфиса почти каждый вечер. Он по-прежнему арендовал весь кинотеатр после закрытия – в нормальное время он не мог пойти в кино из-за толп фанатов. Кто-то из команды всегда выбирал несколько фильмов на тот случай, если один из них Элвису не понравится, или если он захочет посмотреть три-четыре фильма подряд. Обычно мы приезжали около полуночи; наш лимузин останавливался за Мемфисским кинотеатром. Дальше мы проходили через черный ход, как королевская пара, ведущая придворных за собой.

В зале нас всегда поджидала привычная компания – около тридцати-пятидесяти местных друзей и фанатов Элвиса. Сам он всегда сидел на одном месте, Джо Эспосито был по его правую руку, я – по левую.

Прежде чем крикнуть «Поехали!», он оглядывал зал, проверяя, все ли уселись. Он был невероятно внимательным и всегда сразу замечал незнакомые или нежелательные лица. Если кто-то новенький сидел слишком близко к Элвису, он предлагал ему куда-нибудь пересесть. Для девушки он мог сделать исключение. Им можно было не пересаживаться, но ему было важно узнать, кто они, а если они отказывались делиться информацией о себе или как-то колко отвечали, Элвис без проблем обращался к одному из парней, чтобы девушку вывели из зала и больше никогда туда не пускали.

Иногда Элвис снимал весь развлекательный центр Мемфиса после закрытия, и мы все часами катались на любимых аттракционах. Мы любили искушать судьбу – например, на американских горках смотрели, кто дольше простоит с двумя поднятыми руками во время движения вагончика.

Элвис обожал гоночные машины и устраивал соревнования между его командой и местными ребятами. Они, казалось, всю ночь пытались друг друга убить, смеясь и ударяя друг друга, как хулиганистые мальчишки, пока мы, девчонки, наблюдали и подбадривали их. Через несколько часов мой интерес к этому действу потух.

16

Мои родители, Энн и Джеймс Вагнер

Элвис Пресли создал свой собственный мир; он чувствовал себя спокойно, комфортно и защищенно только в созданной