Маршал Жуков. Против потока клеветы - Владимир Сергеевич Бушин

Жукова… За время войны у нас установились близкие отношения… Он очень любит славу… Жуков был ко мне очень расположен, и я в свою очередь (?) угодничал перед ним… В этой подлости перед Вами я признаю свою тяжкую вину… Жуков в беседе со мной пытался умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, выпячивая свою роль… Жуков выразил неудовольствие назначением Василия Сталина инспектором ВВС, и я при этом всячески оскорблял Василия… Касаясь своих преступлений, я вынужден признать, что был очень обижен решением Сталина о снятии меня с работы в ВВС… В беседах с женой и ее братом Владимиром я всячески поносил и клеветал на Верховного Главнокомандующего и его семью… В апреле 1946 года я вел вражеские разговоры и со своей бывшей женой… Я возводил злобную клевету на Сталина… Несмотря на высокое положение и авторитет, созданный мне Сталиным, я все же всегда чувствовал себя пришибленным… Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной, и до 1932 года я скрывал это от партии… Я оказался в полном смысле трусом, хотя и был Главным маршалом…» (Военные архивы России. М., 1993. Вып. 1. С. 177–183). Нет сил цитировать еще.

Ведь некоторые «обвинения» в этом доносе просто с порога неправдоподобны. Например, Жуков будто жаловался, что его «до сих пор не наградили за Сталинград». Не мог он этого говорить, ибо и орден Суворова, и звание маршала получил именно за Сталинград.

Другие обвинения имеют характер комичного и неумного вымысла. Вот, мол, Жуков любит славу. А кто из полководцев ее не любил? Да и не только полководцев. Возьмите хоть Жириновского. И что тут недостойного? Для прославления полководцев во все времена учреждались и высокие звания, и большие награды, в древнем Риме даже устраивались грандиозные церемонии триумфов.

Характерно, что в доносе нет ни одного упоминания какого-нибудь документа или ссылки на него, как и на свидетелей, а только разговоры, слухи, предположения… И однако же донос был положен в основу приказа наркома обороны. Да как! Порой вплоть до текстуального совпадения. Например, в доносе: «Жуков сколачивает вокруг себя людей…». В приказе: «Маршал Жуков пытался группировать вокруг себя недовольных…». В доносе: «В беседах со мной Жуков заявлял, что все основные планы военных операций разработаны им»… В приказе: «В разговорах с подчиненными маршал Жуков разработку и проведение всех основных операций войны приписывал себе» и т. д.

Обращает на себя внимание то, что имя Сталина нередко употребляется в доносе в третьем лице. «Я рассказывал, что Сталин ругал меня»… «Сталин спрашивал его»… «Когда Сталин вызвал меня» и т. п. Ведь так не пишут в письме, адресованном именно к этому лицу. Откуда же такие обороты речи? Да скорее всего, первоначально это был текст допроса следователем, а потом с некоторыми поправками в конце этот текст и был послан Сталину как письмо. А как в ведомстве Абакумова проводились допросы и как получали признания, это хорошо видно из письма генерала В. Крюкова от 25 апреля 1953 года, посланного из лагеря через его начальника в ЦК КПСС и одновременно Жукову, который был тогда заместителем министра обороны. Вот опять-таки только несколько выдержек.

«В тюрьме я был вызван к заместителю начальника следственной части полковнику Лихачеву, который сразу заявил: «Помни, что ты теперь уже не генерал, а арестант, и разговоры с тобой будут короткие. Если будешь запираться, будем бить, как сидорову козу». «– Позвольте, – я ему говорю, – я же пока только подследственный и никем пока не разжалован». Лихачев подвел меня к окну. «Видишь там народ, вот где подследственные, а ты уже осужден, от нас на свободу возврата нет, дорога только в лагерь». От Лихачева меня повели к министру МГБ Абакумову. Он тоже счел обязанностью предупредить меня, что будут избивать, если я буду упорствовать: «Искалечим на всю жизнь». Потом я был направлен к следователю Самарину. Тот сказал: «Не упорствуй, начинай давать показания о своей антисоветской деятельности. Нам все известно». Меня обвиняли в заговоре, во главе которого якобы стоит Жуков. «Бывал на банкетах у Жукова? Восхвалял его? Какие тосты были?» «– Никаких ложных показаний я давать не буду». И началось зверское избиение резиновой палкой».

А Крюков был не только генерал, а еще и командир гвардейского конного корпуса, участник Гражданской, Финской и Отечественной войн, Герой Советского Союза, кавалер трех орденов Ленина, двух Красного Знамени, трех Суворова, Кутузова… Он твердил, что ложных показаний давать не будет. А в ответ слышал: «Всем известно, что Жуков предатель. Ты должен дать показания о нем». Крюков отвечал: «Не советская власть меня избивает, а люди, которые забыли, кто они, где находятся и что творят». Самарин предложил Лихачеву: «Видите, какой он. Ему надо вложить так, чтобы он не очухался».

«Были составлены протоколы, что я всегда и везде восхвалял Жукова, укрывал его преступления. Вначале я категорически отказался подписать, но вновь посыпались репрессии, и я смалодушничал, не выдержал и подписал. До сих пор простить себе не могу. Но теплится надежда, что придет время и я смогу сказать правду».

Абакумова 13 июля 1951 года еще при жизни Сталина арестовали, а 19 декабря 1954 года уже после смерти Сталина Военная коллегия Верховного суда приговорила его к расстрелу, в частности за фальсификацию «Ленинградского дела».

Надо полагать, едва ли еще и теперь жив полковник Лихачев, но появились другие полковники не с резиновыми палками, а с шариковыми ручками в руках…

Теперь можно только предполагать, как, в какой обстановке написал Новиков свой донос на Жукова, но вот что 27 октября 1968 года записал А. И. Кондратович, заместитель Твардовского, в своем «Новомирском дневнике» (М., 1991): «Пришел в редакцию с сыном Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков. Передвигается как-то боком, полупарализован, одна рука совсем не действует… Поговорили о том, о сем, потом о его рукописи. Не столько жаловался, сколько сообщил: «Я о Сталине вычеркнул. Немножко оставил. Нельзя ведь. Я понимаю. А у меня написано. Я отложил. Лет через двадцать пять – тридцать напечатают… Вот и у Жукова книгу не печатают. Он лежит в Барвихе. Почувствовал снова себя хуже. А я-то ведь Жукова хорошо знаю, мы вместе с ним все время работали. Зря его тогда сняли, зря…» (с.311). Да, зря, но ведь не в последнюю очередь из-за доноса Новикова…

Вот так Николай Николаевич Дронов, специалист по служебным путям-дорогам и «по части звезд на погонах», пишет о маршале Жукове. Ведь ничего подобного тому, что он и его однодумцы пишут о Жукове и других наших